Кляну его всеми известными мне словами. Мог бы помочь, сделать хоть что-то! Но у Гарольда нет оружия, нет ничего, Крушение же похоронит нас вместе с обитателями ллок’ар. И если они выберутся после этого, то мы… хотя нас тоже поднимут. Уверена, танум вард получит огромное удовольствие, подчиняя наши изломанные тела.
Мертвяки тянутся к центру, к огромной яме. Не могу поверить, и как я раньше-то не заметила эту черную пасть, заполненную костьми до самого верха? Восставшие копошатся, гремят, и этот шум заставляет мои уши нервно подрагивать.
— И что? Что это, умник?
Не успеваю задать вопрос, как мой и без того не самый громкий голос заглушает хлопок. Кожу возле локтей начинает жечь. Застарелые шрамы, образующие знак Атума, кажутся еще совсем свежими, зудящими. Я бы разодрала их ногтями, чтобы только не чувствовать.
В тот же момент на спину падает здоровяк Дио, едва удерживается на ногах Лиат, а рыжая девочка… наплевать. Даже если ее уже успели сожрать — наплевать. Мне очень жаль… или что говорят в таких случаях?
Жжение прекращается. Уродливые следы, оставленные культом Атума, защищают меня. Они сами решают, когда мне нужна помощь, и почти всегда делают это в неподходящий момент. Перенаправленные магические потоки вряд ли способны убить меня. Вряд ли способны убить хоть кого-то.
И вот они вновь устремляются обратно — эти невидимые волны. Они подхватывают и волокут за собой. Меня, здоровяка Дио. Каким-то чудом остается на месте Зенки. Не трогают потоки и Гарольда: подонок крепко держится за ствол дерева. И ведь я даже не могу сказать, что он нашел себе подружку по разуму. Потому что стараюсь хотя бы не упасть коленями в грязь.
Сатори — наш привязанный к ногам мешок с песком — успевает лишь появиться. Подбежать ко мне (или чтобы помочь, или чтобы пораздражать своим мельтешением) и тут же рухнуть в яму — спиной на кости. Она трясет рыжими волосами, щупает явно разбитый затылок и пытается, как и все мы, понять, что происходит. Торре чует запах крови. И, хоть уже давно отказался от поедания человеческой плоти, облизывается.
— В стороны! — командует Гарольд.
Дио рывком оказывается на груде костей. Он закидывает Сатори на плечо и успевает отпрыгнуть в сторону до того, как копошащиеся под ними мертвяки, собравшись в огромную уродливую тварь, начинают подниматься из земли.
А ведь это отродье, отдаленно напоминающее собаку, с легкостью может переломить мне позвоночник. Я с ужасом осознаю это, когда одна из конечностей опускается рядом и медленно погружается в рыхлую почву. Тряхнуло — и вот я уже сижу на земле. Напряженная, готовая вот-вот отскочить, откатиться в сторону. Но вместо этого пачкаю ладонь в грязи и черчу на костяной лапе уже знакомый знак.
Атум.
Яркая вспышка на мгновенье выхватывает из темноты ллок’ар. Конечность рассыпается на множество мелких костей, псину клонит вбок, и наконец она падает. Танум вард — это смешно — с трудом знает, как удержать то, что создал. Но тварь всё еще не распадается по частям. Всё еще целая. И у нее, к моему сожалению, есть еще три лапы для того, чтобы раздавить меня.
— Сколько ты еще будешь возиться?
— Осталось немного! — отвечают мне сразу три голоса.
Три, мать их! Словно все они что-то делают. Чертят круги на земле, отвлекают на себя сотворенное танум вардом отродье. Нет! Первым занимается Зенки, вторым… собираюсь заняться я.
Поднявшись с земли, хватаюсь за одно из ребер пса и просовываю ногу в другое. Юнец с железкой, которого я вижу сквозь кости твари, кажется, даже не замечает меня. Он сосредоточен. Поддерживать сотворенного зверя — занятие не из простых. Уж куда проще на потолке спать, за балку уцепившись.
Мальчишка нелепый. Мне смешно от того, что вырезано на выступающих ребрах. Поверьте, я вижу это слишком хорошо. А ведь он наверняка местный. Почему я так думаю? Шрамы на его теле — знаки хранителей Тернква, которых танум вард попросту запечатал в себе. А на подобное нужно время. Много времени. Куда больше, чем понадобилось мне, чтобы хотя бы просто чувствовать Атума. Скорее всего, в лесах жил долгое время, а тут вернуться в родную деревню решил. Да так, чтобы, если не вспомнили, то запомнили бы.
Меня тошнит от этого ничтожества! Тошнит. Я бы с радостью вспорола ему брюхо. Да только разбегутся без него мертвяки. Но пока танум вард дышит, они здесь. Собраны в некое подобие дворняги, которой он всё еще пытается вернуть развалившуюся конечность, даже не понимая, что произошло.
Я с легкостью перекидываю ногу, сажусь на жесткую костяную спину, и в этот момент танум вард видит меня. Смотрит своими белесыми глазами, рот открывает. Наверняка думает, что в моих действиях есть какой-то смысл. Не станет же никто в здравом уме просто кататься на псине, собранной из не одной сотни мертвяков. Мальчишка ошибается. Ведь… почему нет? Не каждый день удается развлечь себя чем-то подобным.
Особенно интересным это становится, когда, увидев меня, Гарольд командует слезать, Дио поддерживает громким свистом, всё еще удерживая на своем плече Сатори, а тварь приходит в движение. Ее нелепое тело извивается. Пес то прижимается к земле, то выгибает спину, то пытается подпрыгнуть. Танум вард совсем забывает о том, что у его творения всего три лапы. Ему хочется сбросить меня. Но я слишком крепко держусь.
— Готово!
Зенки, наш тихий Зенки завершает узор, поставив жирную точку большим пальцем. Ладони прижимаются к основаниям трех изображенных рядом кругов, и они тут же вспыхивают алым. Сияние становится ярче и ярче. Земля под ногами начинает подниматься. Огромная тварь, и прежде едва державшаяся на своих троих, падает мордой вниз, и я, наступив на ее тупую плоскую голову, осторожно спрыгиваю и отхожу в сторону.
Свечение пробивается сквозь пальцы Зенки. Оно бьет в глаза, слепит. И я понимаю: так не должно быть. Цвет большинства знаков, которые человек приводит в действие одним лишь касанием, — бело-синий, реже мелькает зеленый или белый. Красный же дает понять, что…
— Узор нарушен! — выкрикивает Гарольд. — Всем найти укрытие.
Пытаясь добежать хотя бы до ограждений, думаю, что это худший из возможных исходов.
