Танум варда не видно, а на месте, где он стоял, теперь зияет вторая дыра. Видать, Зенки выбрал именно его точкой, где исказятся магические потоки. Не скажу, что его решение было неверным. Мы разом избавились от двух проблем: и от хозяина костей, и от тех, кого он успел призвать. Да только…
— Нам не заплатят, да? — Я устало откидываюсь назад и ложусь на поломанные доски, еще совсем недавно бывшие изгородью.
— Да, — выдыхает Лиат. — Было бы неплохо нам…
— Собрать вещи и свалить отсюда, пока нас не нашли?
— Именно, — отвечает Гарольд.
И нам ничего не остается, кроме как согласиться.
И ПРИШЛИ ЛОВЧИЕ
Вдох-выдох.
Откройте окна, двери, пустите свежий ветер. Почувствуйте, как он шелестит вашими одеждами, треплет волосы. Ощутите запахи, которые он приносит из ближайшего леса. Это пушистые ели и цветы парцы. Они поздние, но от этого их аромат пьянит не меньше.
Вы пробовали траув на парце? Отвратительный вкус. Но речь совсем не о нём.
Я расскажу о том, как ветер принес на своих невидимых крыльях трупный смрад. О том, как пропали без следа люди. И о том, как Дио Торре делил одну комнату с рыжей девочкой. Вы уже заинтересованы? Тогда слушайте.
Существуют такие места — рутт-ан. Это небольшие неогороженные поселения в лесах, по дороге из одного крупного города в другой. Домишек — что пальцев на руке, да большая таверна между ними. Людям там живется спокойно. Кто уединения желает, кому просто нравится время проводить среди высоких деревьев, к природе ближе. Путникам уставшим здесь и еда, и ночлег. Только не везде на рутт-ан наткнуться можно. Согласитесь: леса — не самое безопасное место. Особенно — близ Тернква, откуда мы только-только унесли ноги.
Мы идем вдоль речушки, которая петляет из стороны в сторону, шумит. В водном потоке пытаются искупать свои большие гладкие листья местные растения. Мимо нас плывут крупные цветы, сорванные течением. Они яркие, голубые, точно небо, а в центре большой желтый глаз виднеется. Покачиваются на волнах — маленькие лодочки, пытаются к берегам прибиться, да только несет их всё дальше.
Зверья не видно, только птицы с ветвей щебечут. В такие моменты, согласитесь, начинаешь ожидать чего-то нехорошего: уж слишком спокойно. Не бывает такого. По крайней мере, не здесь.
Трава всё еще мокрая после дождей. Она щекочет босые ноги рыжей девочки. Сатори фыркает, губы кусает и жмется ближе к Зенки. Ведь он не обидит — ни словом, ни делом, расскажет историю из жизни, а если понадобится, если устанет малышка, то на руках понесет.
— Смотри, — говорит и указывает в сторону, туда, где на камне речном сидит, сложив крылья, большая птица с белыми перьями. Голову опустила, не двигается, наблюдает.
Рыжая девочка негромко хлопает в ладоши. И думается мне, что не выпускали ее из дома, что сидела взаперти, раз мелочам таким радуется. Каждому кусточку, каждой травинке. Она рвет цветы, подбирает по размеру, бормочет что-то под нос и плетет венок. Он выходит неровным, но Сатори довольна.
— Красивый какой, — подбадривает ее Зенки. — А желтого не хочешь добавить?
Кивает в ответ и несется вперед. До ушей моих доносится едва сдерживаемое шипение: камни острые режут кожу Сатори, ветки-палочки ступни царапают. Но рыжая девочка молчит. Молчит и когда тянет руку сквозь колючий куст, чтобы сорвать тонкий стебель, усыпанный маленькими желтыми цветами.
— И когда надоест нянчиться, — недовольно бросаю я и пихаю в бок зазевавшегося Дио. Тот уже давно пытается уронить мне голову на плечо, да разница в росте мешает, а потому серая громадина просто нависает надо мной.
— Ей одиноко. — Зенки поднимает плечи и с улыбкой глядит на рыжую девочку, которая машет ему цветком и жмурится. — Она осталась без семьи, без дома.
— Так каждый-из нас остался. — Развожу руки в стороны и не удерживаюсь от едкого смешка: — Иди, приласкай меня, малыш Зенки.
Он тут же краснеет, зажимает рот ладонью и отворачивается, а я слышу над ухом громкий смех Торре.
— Он, — пещерный размахивает ручищами, сжимает кулаки и какие-то время пытается подобрать нужные слова, — не дозрел. Не понимает, что делать с тобой, красотка.
— Люди — не ягоды. Да и Зенки, гляди-ка, Половин сорок, не меньше. Он уже давно большой мальчик.
Дио расправляет плечи, и я провожу ладонью по его широкой груди. Видимо, для меня лишь он один может быть большим мальчиком. Прикосновения заставляют его прикрыть глаза, горделиво вскинуть подбородок и потереть темную жесткую щетину. А мне так и хочется схватиться за вьющуюся прядь его волос и легонько дернуть, не зазнавался чтоб. Да, он сильнее меня, сильнее всех нас. Только нет смысла напоминать об этом.
Близится закат. Яркий оранжевый свет разливается по всему, что нас окружает. Тени начинают наползать на травы дикие да кустарники, цветы смыкают свои лепестки: они тоже готовятся ко сну. Их накрывает белый туман — недостаточно густой, чтобы скрыть от наших глаз, но дарящий приятную прохладу.
Я опускаюсь на колени, касаюсь его пальцами, но меня тут же одергивают. Хватают за плащ, а затем отрывают от земли и сажают на руку. Дио думает, я устала. Дио заботится. А мне только и остается, что прижаться щекой к его макушке и не дергаться: иначе могу упасть да разбить себе что-нибудь. Не хочется. И без того с прошлого раза саднит губа.
Отклоняемся влево, идем вглубь леса, дальше от реки — туда, где должна проходить дорога. Ведет нас Гарольд. Этот умник хорошо знает местность. У него нет карты, нет ничего, но он безошибочно определяет наше положение. Он проложил путь до Тернква, несмотря на мои возражения. А сейчас, как сказал сам Лиат, мы направляемся
