Швейцарец

нельзя лучше. Причем случилось сие практически без всякого его участия. И это было хорошо. Потому что, займись он этим лично, точно накосячил бы по полной. А так… В голове тетушки Марты удачно сложились ее любовь к «карапузу Карлу», которого она немало понянчила в детстве, поскольку была аж на тринадцать лет старше братика, отдаленное сходство между ним и Алексом, замеченное еще прадедом Дитриха в оставленном им времени, а также обнаружившиеся на парне джинсы «Levi’s», на лейбле которых удалось разглядеть надпись «San Francisco». Ну и посеянное им где-то портмоне с документами вкупе с разбитым мобильником также внесло свою вескую лепту. Ну то есть наоборот, их полное отсутствие… Так что он был идентифицирован как «сын брата, уехавшего в Америку» еще до того, как пришел в сознание. После чего любые факты, противоречащие данному выводу, сразу же стали для тетушки неважными и незначительными, а вот те, которые в него укладывались, еще сильнее укрепляли тетушкину уверенность в его правильности. Например, доллары пресловутого «начального комплекта», завалявшиеся в его внутреннем кармане, тетушка восприняла как важное подтверждение своей правоты, а вот всякая евромелочь, найденная в кармане джинсов (налички он с собой почти не носил, да и та по большей части осталась в утерянном портмоне с документами), была принята ею за какие-то восточноевропейские деньги и на этом основании признана не заслуживающей внимания. Этих новых стран на руинах рухнувших всего несколько лет назад четырех великих империй образовалась целая туча. От Польши и Финляндии и до Чехословакии с Албанией. И теперь все они пыжились друг перед другом кто во что горазд, принимая всякие шумные воззвания, устанавливая и перекраивая границы и выпуская собственные деньги, большинство из которых обесценивалась в десятки, а то и сотни, и тысячи раз чуть ли не за первый же год обращения. И что теперь, все их помнить? Так что тетушка довольно быстро и практически без его помощи (поскольку Алекс из-за больного горла в тот момент и слова был не способен из себя выдавить) сложила в голове некую непротиворечивую картину, которую довела до окружающих. А поскольку ее авторитет в данном конкретном месте, как Алексу стало ясно чуть позже, был практически непререкаем, все остальные эту картину приняли. По привычке. Потому что последние идиоты, решавшиеся спорить с фрау Мартой, покинули этот дом еще года четыре назад… Окончательно же сомнения на его счет (если они у нее, конечно, еще были) были развеяны после того, как тетушка принесла ему уже знакомую по предыдущему посещению этого дома фотографию и, указав на того самого пухлощекого карапуза, сообщила:

– Вот это твой отец.

Алекс, к тому моменту уже оклемавшийся настолько, что мог выдавить из себя несколько слов, скорчил подобающую моменту умилительную рожу и, повинуясь внезапному желанию, ткнул пальцем в изображенное семейство и прохрипел:

– А это дядюшки Вильгельм, Йохан, тетушка Эльза, вы, тетушка Марта, дядя Гюнтер и тетя Эстер, так? Отец мне рассказывал про это фото.

– Ах, Алекс… – тетушка Марта прослезилась и притянула его голову к груди. – Если бы даже у меня и были бы хоть какие-то сомнения в твоем отношении, то сейчас от них точно бы ничего не осталось.

Выздоравливал он довольно быстро. Возможно, вследствие молодости и крепкого организма. А может, из-за того, что сочетание современной фармакологии с дедовскими приемами типа банок, горчичников и паровой ингаляции над вареной картошкой, которые прописал ему местный доктор, вызванный из Альтдорфа на следующий день после столь эпического появления «племянника из Америки» в доме своих предков, неожиданно оказалось суперэффективным. Так что уже через четыре дня горло прошло настолько, что он начал говорить. Сначала пару слов, затем пару предложений. Впрочем, пользовался Алекс этими возможностями не слишком часто. Потому что в его положении самым умным было молчать и слушать… А еще через три дня тетушка Марта наконец разрешила вставать с кровати и самостоятельно оправляться в ночной горшок. Ну не было здесь теплых туалетов, не было! А на улицу она ему выходить категорически не разрешила… И именно с этого момента у Алекса начались самые тяжелые проблемы. Потому что тетушку интересовало все – кто мама Алекса, где они жили, кем устроился в Америке «малыш Карл», есть ли у него еще дети, где Алекс учился и еще тысячи разных вопросов. А ответить на них, как вы понимаете, ему было совершенно нечего. Нет, кое-какую версию своей жизненной истории он, пока лежал с больным горлом, успел придумать, но, как выяснилось, придуманного оказалось совершенно недостаточно. Ну вот скажите на милость, как современному человеку предусмотреть вопрос: в какой храм они ходят по воскресеньям и как зовут пастора? Или сколько стоит мясо и зелень в ближайших лавках? И вообще, в каком районе Чикаго они живут? Алекс с трудом вспомнил, что вроде как почти в любом американском городе обязательно есть Даунтаун. Так и ответил. Но это же надо было сделать с налету! Слава богу, его регулярную заторможенность при неожиданных для него вопросах пока списывали на последствия болезни и то, что он – американец. То есть его родной язык – английский, а немецкий он после того, как выпорхнул, так сказать, из семьи, успел основательно подзабыть. Вот и тормозит, переходя на немецкий… На это работало еще и то, что как произношение отдельных слов, так и сам словарный запас за те почти сто лет, разделявшие нынешнее время и год, из которого он сюда попал, заметно изменились. То есть, несмотря на то что парень последние несколько лет прожил в Австрии, здесь его немецкий воспринимался именно как речь иностранца… К счастью, после нескольких попыток он сумел-таки отыскать отличный способ на время отключать тетушкино любопытство. Как выяснилось, для этого достаточно было задать тетушке какой-нибудь вопрос о родственниках. Или о деревенской жизни. После чего сразу же начиналась многочасовая лекция о том, кто кому родня, кто на ком женился, кто куда переехал и кто чем теперь занимается. Со всеми многочисленными подробностями типа семейных скандалов, вмешательства родственников и всяких тяжких последствий типа синяков или даже разбитой посуды и сгоревшего овина. Да-да, в нынешнее время посуда и уж тем более овин в табели о рангах стояли куда выше не то что синяков, но даже и выбитых зубов, и сломанных рук и ног. На новое имущество ведь деньги тратить нужно будет, а синяки да зубы – люди вон без ноги или глаза живут, и ничего, не то чтобы и бедствуют… Парень диву давался от того, какой объем сведений об окружающих удавалось аккумулировать