— Процесс.
Сам Владыка коварно усмехнулся, студент Вачовски же, изобразив на деревенско-простоватом лице искреннее удивление, «наивно» спросил:
— А что, вам в вашей долгой жизни ни с одного мужика даже по молодости снимать штанов не доводилось?
И он оглянулся, видимо ожидая, что сейчас от его вопроса пол-аудитории со смеху попадают. Не попадали. Да даже не улыбнулся никто, ибо… чревато. И Владыка заподозрил что-то, увидев мое выражение лица — я, откровенно говоря, испугалась за Гаррата. Просто уже знала, что подобного профессор не спустит.
Она и не спустила.
В следующее мгновение с Владыки вмиг рухнули штаны!
Меня от шокирующего зрелища уберегло лишь то, что у драконов своеобразные рубашки на передней завязке до середины бедра доходят, все остальные прискорбного инцидента не увидели вовсе, потому как на иллюзии все осталось по-прежнему. Это Владыка медленно щелкнул пальцами, и его штаны вернулись в исходное положение, а Вачовски стоял, не двигаясь, и издевательски взирал на профессора.
Жаль, он не знал, что с поражениями у Мстиславы Нарски дело обстояло очень плохо. В смысле, не умела она сдаваться. И в следующее мгновение в дракона полетело еще более сильное заклинание.
Штаны рухнули, проявив на сей раз даже какую-то прыть и готовность.
Владыка побагровел.
Нарски нахмурилась.
У Вачовски все оставалось по-прежнему.
Щелчок пальцами — и Владыка вернул брюки в исходное положение, после чего еще и придержал так, на всякий случай. Профессор Нарски, заметно помрачнев, поправила идеально уложенные волосы, активировала один из наручных хранов, и в дракона вновь полетело заклинание.
Штаны… они упали частично. Владыка, несколько потрясенный, остался, удерживая в руке остатки некогда вполне приличных брюк. Не имевшая возможности узреть результат своей деятельности, профессор Нарски перевела удивленный взгляд на хран, и даже начала проверять его на работоспособность, гневно поглядывая на Вачовски.
У Вачовски все оставалось по-прежнему!
Это Владыка и профессор были в бешенстве, а иллюзия продолжала стоять, проявляя стойкость, выдержку и не меняя выражения лица. То есть профессору, ко всему прочему, казалось, что над ней еще и открыто насмехаются.
— Ты! — прошипела взбешенная магиня.
— Извращенка! — заявил Владыка и, соответственно, Вачовски.
Просто у Владыки повод для подобного высказывания был — он как раз разглядывал останки своих брюк, но из уст Вачовски это было уже слишком.
— Марчена, отвернись! — скомандовала профессор, закатывая рукава и активируя все двенадцать имеющихся на ней хранов магической энергии.
Всегда послушная студентка Лис на сей раз следовать приказанию вовсе не торопилась, более того, подалась вперед, жадно глядя на даже немного смутившегося от такого внимания Вачовски. Гаррат зато смущенным не выглядел, он как раз напрягся и теперь пристально смотрел на профессора, нервно выплетая что-то похожее на щит свободной от удержания обрывков штанов рукой.
— Отвернись, нечего тебе на голых мужиков глядеть! — наставительно произнесла профессор Нарски.
Но мы-то все уже знали, что ничего для себя нового Марчена там особо не увидит. Правда, она считала иначе и с придыханием заметила:
— Есть что-то притягательное в красоте мужского тела…
Магиня хмыкнула, после чего даже кивнула, соглашаясь с высказыванием. И тут Владыка, резко повернувшись ко мне, швырнул именно в меня заготовленный щит и молниеносно-плавным движением, с грацией и скоростью, на которые способны только хищники… покинул аудиторию. Прихватив с собой остатки сорванных с него брюк.
А Вачовски остался стоять на том же месте!
Грянул гром произнесенного профессором Нарски заклинания! Полыхнуло так, что мы предусмотрительно зажмурились, а открыли глаза, едва услышали тихое, но очень прочувствованное поминание всех родственников Вачовски до пятого колена, причем, судя по сорвавшимся у профессора выражениям, все предки Вачовски славились особой несдержанностью в желаниях и неразборчивостью в половых связях.
И вот когда мы открыли глаза, причина ярости Мстиславы стала очевидна — у Вачовски все было по-прежнему.
Могучий деревенский парень продолжал стоять перед аудиторией в не тронутой ничем одежде, в то время как на профессоре Нарски в наличии были только сапоги и странное белье из драконьей кожи. Белье двумя широкими полосками обтянуло плоскую грудную клетку и узкие, давно утратившие женственную округлость бедра. Но на магистре Мстиславе было хоть что-то — на всей остальной группе ничего. Все, абсолютно все студенты сидели совершенно, абсолютно, вообще без одежды!
Все, кроме оставшейся в нетронутой мантии меня, и когда я оттянула ворот и глянула вниз, то поняла, что и остальная одежда тоже на месте. На мне на месте, а вот вся остальная группа…
— Студентка Радович, будьте столь любезны, сходите к заведующему складом и попросите лично для меня одну преподавательскую и для группы тридцать две ученические мантии. И поторопитесь.
Я мгновенно подскочила с места и под всеобщими потрясенными взглядами поспешила к двери.
— Я провожу, — ехидно ухмыляясь, заявил Вачовски.
— Сгинь! — от всего сердца пожелала ему магистр.
Иллюзия студента прошла к двери первой и галантно распахнула ее передо мной. Я вышла, Вачовски — следом, откровенно потешающийся Гаррат-Ррат-Эгиатар сидел на подоконнике уже в новых брюках и покачивал ногой.
— Ну вы и… — начала было я, едва иллюзия закрыла дверь в аудиторию.
— А что я? — фальшиво возмутился Владыка. И весело добавил: — Между прочим, это ее заклинание было, я тут вообще ни при чем. И вообще, где благодарность?
И он выразительно указал на мою мантию, которая только благодаря ему и сохранилась.
Укоризненно покачав головой, я развернулась и направилась к завхозу, бросив через плечо:
— Спасибо.
В ответ раздалось:
— Не за что. Просто не хотел, чтобы мою вкусняшечку во всей красе увидел кто-нибудь, кроме меня.
Я споткнулась, но все же продолжила путь, не останавливаясь. Останавливаться и не было смысла — Владыка догнал и, невозмутимо приноровившись идти рядом в облике Вачовски, поинтересовался:
— Умолять сразу начнешь или попозже?
Остановившись, я очень напряженно посмотрела на Владыку и поинтересовалась:
— О чем?!
Смерив меня таким взглядом, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся, и это дурой надо быть, чтобы не понять, Владыка заложил руки
