Подъехав, он слез с грахаля. Животное благодарно опустилось на землю, поджав под себя ноги и убрав голову под темный панцирь. Теперь оно будет неподвижно до восхода солнца, когда снова сможет поглощать энергию. Тогда оно проснется.
Горел вытащил оба пистолета. Он шел неслышно. Крадучись подбирался к зданию. В трещинах между старыми камнями рос темный плющ, изнутри доносились голоса.
Дверь оказалась всего лишь гнилой деревянной плитой. Горел пинком распахнул ее и вошел. Внутри было темно и сыро.
Человек, лежавший на матраце, приподнялся и сказал:
– Что тебе…
И замолчал.
– Девлин Четверопал, – сказал, улыбаясь, Горел. Его руки сжали горло беглеца. Кожа у того казалась скользкой. Дыхание щекотало ладонь Горела. – Я так и думал, что это ты.
– Кто… что?
Маленькие глазки Девлина в панике таращились в лицо Горелу. Потом, вслед за потрясением, пришло узнавание.
– Горел? Ты?
– Все еще жив, – сухо сказал Горел.
– Нет, нет-нет-нет-нет-нет, – быстро проговорил Девлин, его руки исполняли в воздухе танец отрицания. – Это не моя вина, нет-нет-нет, меня там даже не было, когда…
В тумане виднелись фигуры. Древние резные тотемы со злыми глазами. Погребенные Глаза, так называли эти камни. Зрячие глаза. Отряд Горела шел в тумане, но всякий раз как туман сгущался, пропадали люди… а эти тотемы возникали словно ниоткуда, выступали из тумана и смотрели на тебя, звали…
Мало кто пережил Мосайнскую войну.
– Ты с ними договорился, – без выражения сказал Горел. – Они оставили тебе жизнь – за определенную цену… – Он мрачно улыбнулся и сунул пистолет в лицо Девлину. – Сколько человек ты принес в жертву древним в Мосайне? – спросил он.
Девлин Четверопал задрожал. На его губах выступила пена.
– Нет-нет-нет-нет, – сказал он, умоляя или извиняясь – трудно было понять. – Я никогда… я не…
– Представь себе мое изумление, когда некий торговец-апокрит подошел ко мне в баре и сказал, что ищет четырехпалого вора. Забавно, подумал я. Это мне кое-кого напоминает. Поэтому я сказал себе: пожалуй, возьмусь за эту работу. Хорошо иметь друзей, не правда ли, Девлин? Старых друзей прежних лет? И я подумал: неужели мой старый друг Девлин Четверопал все еще жив после стольких лет?
– Горел, это не…
– Единственное, чего я не понял, – сказал Горел, – что именно ты украл у этого неразговорчивого купца? Он был удивительно скуп на подробности. Я спрашиваю только потому, что, если оно все еще чего-то стоит… я могу убить тебя быстро и безболезненно.
Его руки неожиданно затряслись от жажды наркотика, и, хотя он постарался скрыть это, Девлин заметил… и неожиданно улыбнулся.
– Он так и не сказал? – В слабом свете видны были его гнилые зубы. – Тогда я покажу тебе… В память о прежних временах, Горел.
Палец Горела плотнее лег на спуск, но он не стрелял. Жажда не отпускала, и он неохотно убрал руку от Девлина. Тот поднялся с постели быстро, как крыса.
– Идем! – сказал он. – Идем!
Вторая, более прочная дверь отделяла прихожую от основной части храма. Девлин достал из-за пояса ржавый ключ и открыл дверь. А когда открыл, за ней оказалось еще темнее.
Горел медлил в нерешительности…
Но он уже чуял.
Это густо и тяжко пропитывало воздух. Не давало дышать, мучительно насыщенное – одного его запаха было достаточно.
Очищение. Вера. Называйте, как хотите.
Проклятие, наложенное на него богинями Шалиной и Шарой.
Девлин поспешил в темноту. Один за другим загорелись огни: небольшие свечи вдоль стен.
В тусклом свете Горел увидел, что они не одни.
Мужчины и женщины, лежавшие на полу в этом большом помещении, казалось, были при смерти. Только легкий подъем и опускание груди свидетельствовали, что они еще дышат, еще сохраняют непрочную связь с жизнью. Он ощущал здесь божественное колдовство, остро чувствовал, какая тонкая преграда разделяет здесь два мира.
Он уже проникал за нее и так никогда и не сумел по-настоящему вернуться.
– Что ты сделал? – спросил он – но, говоря это, уже знал ответ.
– Идем, идем, идем, идем! – сказал Девлин. На его губах играла безумная улыбка, глаза блестели. – Он ждет. Он готов. Он близко!
Он взял Горела за руку. Стрелок пошел за ним, не в силах сопротивляться. Они двигались в глубину помещения, перешагивая через спящих, Девлин поднес к губам палец, подчеркнуто предупреждая – тише. Кое-кто из спящих стонал. Одна из женщин приподнялась и посмотрела на них.
– Пора, Девлин? Уже пора?..
– Не для тебя, Стальная Хромая! – засмеялся Девлин. – Хромая, Хромая, уродина Хромая, твое время еще не пришло!
– У меня есть деньги, – сказала женщина. Потом: – Я… я могу достать еще. Достану больше.
– Ну так достань.
Больше не обращая на нее внимания, он повел Горела дальше. Женщина смотрела им вслед, потом со вздохом снова легла. Горел услышал ее сдавленные всхлипы.
Они пришли в конец зала. Девлин выпустил руку Горела и наклонился, зажигая расставленные полукругом свечи. Одна за другой они загорались, и внутри этого желтого пунктира был заключен бог.
5Прикованный к стене стальными полосами. С женской грудью и мужскими половыми органами. Обнаженный. С глазами, как два темных круга, с губами толстыми, разбитыми, влажно блестящими. Безволосое тело, член маленький и сморщенный. Тело бога покрывала испарина, капельки мелкие, как пылинки.
Пыль.
Горел преклонил колена перед богом. Рука Девлина начала гладить его по голове. Горел смотрел на плененного бога, а бог смотрел на него – бездонными дырами глаз…
– Лучше пыли, – прошептал Девлин. – Ты хочешь знать, что я украл, Горел? Я взял только то, что было мне обещано! Тебе оно нравится, Горел? Я вижу, ты отмечен, я чувствую твою потребность, старый друг, твое желание! Ты хочешь!
– Да! – сказал Горел. – Да!
– Тогда «черный поцелуй» твой, Горел из Голириса.
Он почти не сознавал присутствия Девлина. Мир сократился до полукруга свечей. Горел чувствовал запах бога, острый, сладкий, подавляющий запах пыли, и знал, что нуждается в этой пыли так, как ни в чем никогда не нуждался. Он на четвереньках медленно подполз к богу. Если пламя свечей причиняло ему боль, жгло его плоть, он не сознавал этого и ему было все равно. Плененный бог рвался с цепи, но он был прочно прикован. Горел смутно чувствовал, как просыпаются другие, их желания сливались с его стремлением. Он подполз к обнаженному богу и протянул ему свои губы.
Первая понюшка всегда лучшая.
Вспышки света, вспышки сознания. Горел выпадал из мира и возвращался в него. Нечасто ему бывало так хорошо, так… полно. Даже боль из-за утраты дома, из-за того, что его увезли из гордого Голириса, – предательство, боль, страх – все это ушло, осталось только блаженство.
Мелькающие картины, не связанные друг с другом. Странные ощущения. Пот и кислый вкус губ бога… вкус крови и волшебства.
Он лишь смутно ощущал, как руки Девлина обшаривают его, лишают всего несущественного – денег и пистолетов. Смешок у самого уха, горячее вонючее дыхание. Шепот:
– Только первая проба бесплатно…
Ничто из этого не имело значения. Его губы не отрывались от губ бога.
Больше ничто не имело значения. Ничто, кроме «черного поцелуя», ужасного поцелуя богов.
6Он потом не мог понять, сколько пролежал так. Время утратило значение. Все утратило значение. Темный зал превратился в рай, единственный рай,
