Она посыпала его порохом – посыпала колени, клочья волос. Бросила пороховницу. Схватила кремень и кресало и подняла их над трупом короля.
Звуки битвы у нее за спиной внезапно стихли. Гудение продолжалось, но когда Лзи рискнула оглянуться, то увидела, что один из зараженных личинками отошел назад и прислонился к стене, а две оставшиеся осы повисли перед ним, одна вверху, под потолком, другая внизу, у пола; они защищали свою молодь, но первые не нападали.
– Пожалуйста, – сказала Пташне.
Она тоже перестала сопротивляться и сейчас просто висела в руках у гейджа, растрепанная и в синяках, длинный нож выпал у нее из руки.
– Все это ради семьи, – устало сказала Пташне.
Моя семья умерла, – сказал через Лзи король династии Огненной Горы. – А ты продалась осам за оружие. За то, что они станут твоим оружием, внучка.
Мертвец посмотрел на него, склонив голову. Посмотрел на мумию, а не на ее Голос, заметила Лзи. Этот наемник привык к чудесам.
– У тебя есть в этой комнате семья.
Я отдала бы за тебя жизнь.
Сохрани ее для себя, – посоветовал король. – Покончи же с этим.
Лзи высекла искру. Она была очень осторожна и держала руку далеко. Искра упала и погасла. Пташне завизжала.
Лзи ударила снова. На этот раз искра попала на порох, и он вспыхнул. Лзи торопливо попятилась от столба искр и странного сухого дыма от горящей мумии. Загоревшись, король династии Огненной Горы пылал, как факел, и больше ничего не говорил Лзи. Даже не прошептал спасибо.
Что ж, иного она от короля и не ждала.
– Ты меня уничтожила, – без выражения сказала Пташне. – Ты все уничтожила.
Лзи посмотрела на ос, которые, казалось, больше не собирались нападать на этих опасных существ. Они угрожающе гудели и держались у двери. Лзи и ее двум наемникам придется вылезать через окно.
– Он отдал тебе драгоценности, – сказала она Пташне. – Бери все, что сможешь унести. Пусть они принесут тебе радость.
Лзи одиноко сидела на берегу под деревом, дожидаясь восхода солнца и возвращения «Благополучного плавания». Она потрогала пальцем лезвие своего мачете. По вполне понятным причинам оно затупилось.
Увидев два приближающихся силуэта, она подняла голову.
– Нашли его?
Гейдж покачал головой, мягко блестевшей в лунном свете. Он сел слева от нее, Мертвец справа.
– Мы искали. Должно быть, осы спрятали своего последнего отпрыска подальше от нас.
– Бедняга, – сказала Лзи.
Немного погодя тишину, в которой слышался только плеск волн, нарушил голос Мертвеца.
– Итак, – сказал он. – Скоро мы получим свою плату и двинемся дальше. А ты куда отсюда пойдешь, леди доктор?
– Здесь нетрудно прожить, – сказала она и показала на джунгли за ними, на море перед ними. – Многие люди довольствуются плодами хлебного дерева, уловом в лагуне, кокосами, манго и мягкой сердцевиной пальм. Многие довольны возможностью плавать на лодке, купаться и найти того, рядом с кем можно сражаться и завести детей.
– Но тебе этого никогда не будет достаточно?
Лзи поняла, какую длинную паузу делает, и фыркнула.
– Может быть, беспокойство бушует в крови подобно морю. Мои родители уплыли искать не нанесенный на карту остров, да так и не вернулись, вы это знали? В населенное драконами море Бурь. Они взяли с собой моего брата. Я была чересчур мала. Их амбиции их убили. У меня тоже есть амбиции… и я боюсь.
– Поэтому ты пошла в науку?
– Я научилась читать, – сказала она. – Научилась лечить. Научилась убивать ядом и клинком, потому что нельзя научиться создавать что-нибудь, не научившись разрушать. Конечно, справедливо и обратное. Я нашла себе место на службе королю Светлой империи. Моя жизнь в его распоряжении.
Мертвец кивнул, вероятно, с сочувствием. Он прислонился к дереву, под которым она сидела.
– Но.
– Но этого оказалось недостаточно. Мне казалось, я черпаю грязь со дна колодца, а он заполняется снизу соленой водой.
– Колодец даст воду, только когда его снова наполнят. Дождем или из ведер, или со временем той водой, что поднимается изнутри. Когда ты делаешь что-то исключительно для других – из альтруизма или из потребности иметь цель…
– А что еще остается?
– А на что ты годна? – Наверное, он улыбался. Во всяком случае, вуаль на его лице выглядела как-то иначе. – Попробуй чего-нибудь захотеть. Ради себя самой. Ради него самого. Или рассердись на какую-нибудь несправедливость, да так, чтобы что-то сделать ради этого.
Она обдумала его слова. Да, в них было нечто необычайно привлекательное. Найти то, ради чего можно сражаться, и сражаться за это.
– Но что?
Он сонно мигнул.
– Доктор леди Лзи, если ты это поймешь, ты окажешься умнее половины человечества. А сейчас прости. День был длинный, и я намерен набрать сухих веток, чтобы разжечь сигнальный костер.
Она сидела на берегу рядом с гейджем и смотрела, как садится солнце. От воды дул холодный ветер; песок под ней оставался теплым.
Гейдж заговорил первым.
– Хочешь кончить, как тот человек, зараженный паразитом? Вот что значит служить тем, кто тебя не ценит. Спроси у гейджа, откуда он это знает.
Она решила не спрашивать.
– А если у тебя нет ничего, кроме службы? – мрачно спросила она.
Наступила тишина. Горели звезды, яркие и спокойные; Лзи хотелось быть такой же.
– У меня была семья, – сказал гейдж сквозь шум волн.
– У тебя? – От удивленного восклицания у Лзи зачесался лоб. – Но ведь ты…
– Гейджи рождаются до того, как нас создают, – сказал гейдж. – Колдунье нужно что-нибудь разбирать, оживлять оболочку, которую она собирает заново.
– По желанию императора, – негромко сказала Лзи.
– Я вызвался добровольцем.
Она уставилась на него, понимая, что это неприлично. Свет луны мерцал на его корпусе.
– Так вот, – рассудительно сказал гейдж, – хотелось бы тебе, чтобы с тобой был кто-то вроде меня, если бы он решил не идти на пересборку, а служить тебе?
– Ты умираешь?
Лзи прикрыла рот рукой. Она научилась у этих иноземцев грубости.
– Пока нет. Я должен прожить достаточно долго, чтобы свершить акт правосудия. Отомстить за семью.
Лзи не услышала, как сзади к ней подошел Мертвец. Его голос заставил ее вздрогнуть.
– Я жил ради службы. Как ты. А потом службу у меня отобрали. – Он бросил на песок груду хвороста. – В этой жизни ни на что нельзя рассчитывать.
– Что заставляет тебя двигаться дальше?
– Я сам, – сказал Мертвец. – Моя месть.
Гейдж назвал это правосудием. Лзи спросила:
– Месть за твоего калифа?
Наивный человек мог бы принять его хрип боли за смех.
– За моих дочерей, – сказал Мертвец. – И за жену.
Лзи не знала, что сказать, и молчала так долго, что Мертвец встал и отошел.
– Это желание удерживает меня в живых и позволяет помогать другим.
Гейдж наклонил полированную голову. Она блестела в мягкой тропической темноте.
– Месть заставила меня стать гейджем, – признался он. – С тех пор я не встретил никого, кто мог бы меня остановить. И вот я здесь.
– Неужели это единственная действенная цель? Единственный способ создать для себя пространство в мире, а не служить… чьим-то капризам? – спросила Лзи. – Месть?
– Это плохая цель, – ответил гейдж. – Но по крайней мере есть к чему идти.
– Мне некого наказывать.
Даже родителей, которые ее бросили, поняла она. Как наказать тех, кто погиб, исчез?
