Смотрю вниз сквозь дыру в крыше. Цзедуши сидит, не догадываясь о смертельной опасности над его головой.
На мгновение мне кажется, будто я вновь на огромной софоре перед моим домом, гляжу сквозь колышущиеся листья на моего отца.
Однако мгновение проходит. Я спикирую, словно баклан, перережу ему горло, раздену его и посыплю растворяющим плоть порошком. И пока он будет лежать, подергиваясь, на каменном полу, взмою обратно на крышу и скроюсь. К тому времени как слуги обнаружат его останки – голый скелет, – я буду далеко. Учительница объявит, что мое ученичество завершилось и я теперь равна моим сестрам.
Делаю глубокий вдох. Мое тело напружинено. Я тренировалась ради этого момента шесть лет. Я готова.
– Папа!
Я замираю.
Из-за занавесок появляется мальчик, ему лет шесть, его волосы заплетены в аккуратную тоненькую косичку, которая торчит вверх, словно петушиный хвост.
– Почему ты до сих пор не спишь? – спрашивает человек. – Будь хорошим мальчиком и возвращайся в постель.
– Я не могу спать, – говорит мальчик. – Я услышал шум и увидел тень на стене.
– Просто кошка, – отвечает человек. Мальчик явно не убежден. На секунду человек задумывается, потом говорит: – Ладно, иди сюда.
Он откладывает бумаги на низкий столик. Мальчик карабкается к нему на колени.
– Не нужно бояться теней, – говорит человек и устраивает теневое представление, держа руки против лампы для чтения. Он учит мальчика делать бабочку, щенка, летучую мышь, волнистого дракона. Мальчик радостно смеется. Потом делает котенка, который гонится за отцовской бабочкой по затянутым бумагой окнам зала.
– Тени рождает свет, и он же их убивает. – Человек перестает трепетать пальцами и опускает руки. – Иди спать, дитя. Утром будешь гоняться в саду за настоящими бабочками.
Мальчик сонно кивает и тихо уходит.
На крыше я медлю. Не могу выкинуть из головы смех мальчика. Может ли девочка, которую выкрали из семьи, украсть семью у другого ребенка? Лицемерна ли такая мораль?
– Спасибо, что подождала, пока мой сын уйдет, – произносит мужчина.
Я замираю. Кроме него, в зале больше никого нет, и он говорит слишком громко, чтобы обращаться к самому себе.
– Я предпочитаю не кричать. – Он по-прежнему просматривает бумаги. – Будет проще, если ты спустишься.
Сердце оглушительно стучит в ушах. Следует немедленно скрыться. Возможно, это ловушка. Если я спущусь, окажется, что в засаде прячутся солдаты или под полом скрывается какой-то механизм, который не даст мне уйти. Но что-то в его голосе заставляет меня подчиниться.
Прыгаю в дыру в крыше, шелковая веревка, привязанная к крюку и несколько раз обернутая вокруг моего пояса, замедляет падение. Легко приземляюсь перед помостом, бесшумная, как снежинка.
– Как ты узнал? – спрашиваю я.
Камни под моими ногами не распахнулись, чтобы обнажить зияющую бездну, солдаты не хлынули из-за ширм. Но мои руки крепко сжимают веревку, а колени готовы к прыжку. Однако я еще могу выполнить миссию, если он действительно безоружен.
– Слух у детей острее, чем у родителей, – говорит он. – И я давным-давно развлекаю себя тенями, когда читаю допоздна. Я знаю, как мерцают огни в этом зале без сквозняка из новой дыры в потолке.
Я киваю. Это хороший урок на будущее. Моя правая рука движется к рукояти кинжала, что висит в ножнах на спине.
– Цзедуши Лу из Ченсу честолюбив, – говорит мужчина. – Он давно жаждет заполучить мою территорию, думает заставить молодых людей с ее богатых полей вступить в свою армию. Если убьешь меня, никто не встанет между ним и троном в Чанъане. Его восстание охватит империю, и миллионы людей погибнут. Сотни тысяч детей осиротеют. Бесчисленные тени станут бродить по земле, не способные упокоиться в мире, пока дикие звери глодают их тела.
Числа, которые он называет, колоссальны, словно множество песчинок в мутных водах Хуанхэ. Я не могу их осмыслить.
– Однажды он спас жизнь моей Учительнице, – говорю я.
– И потому ты слепо подчиняешься ей?
– Мир прогнил насквозь, – говорю я. – У меня есть долг.
– Не скажу, что мои руки не запятнаны кровью. Вот что бывает, когда идешь на компромиссы. – Он вздыхает. – Ты хотя бы дашь мне два дня, чтобы привести дела в порядок? Моя жена покинула этот мир, рожая сына, и я должен позаботиться о его будущем.
Я смотрю на него. Я не могу воспринимать детский смех как иллюзию.
Представляю, как губернатор окружает свой дом тысячами солдат; представляю, как он прячется в подвале, дрожа, будто осенний лист; представляю его на дороге далеко от этого города, он нахлестывает лошадь, скалясь, точно отчаявшаяся марионетка.
Словно прочитав мои мысли, он говорит:
– Я буду здесь, один, две ночи спустя. Даю тебе слово.
– Сколько стоит слово приговоренного к смерти? – интересуюсь я.
– Столько же, сколько слово убийцы, – отвечает он.
Киваю и подпрыгиваю. Стремительно взобравшись по веревке, словно по лианам на родной скале, исчезаю в дыре на крыше.
Меня не тревожит, что цзедуши сбежит. Я хорошо обучена и найду его, куда бы он ни скрылся. Лучше дать ему возможность попрощаться с сыном; это кажется правильным.
Я брожу по городским рынкам, наслаждаясь запахами жареного теста и карамелизованного сахара. В животе бурчит при мысли о лакомствах, которых я не пробовала шесть лет. Быть может, персики и роса очистили мой дух, но плоть по-прежнему жаждет земной сладости.
Обращаюсь к торговцам на придворном языке, некоторые владеют им вполне приемлемо.
– Искусная работа, – говорю я, изучая генерала из сахарного теста на палочке. Фигурка в ярко-красном боевом плаще, покрашенном соком ююбы. Мой рот наполняется слюной.
– Вам нравится? – спрашивает торговец. – Он очень свежий, юная госпожа. Я сделал его только сегодня утром. С начинкой из лотосовой пасты.
– У меня нет денег, – с сожалением отвечаю я. Учительница дала мне только деньги на гостиницу и сушеный персик в качестве еды.
Торговец разглядывает меня и принимает решение.
– Судя по вашему акценту, вы не местная?
Я киваю.
– Покинули дом, чтобы найти озерцо спокойствия в мире хаоса?
– Что-то вроде этого, – говорю я.
Он кивает, будто это все объясняет. Дает мне палочку с сахарным генералом.
– От одного странника – другому. Это хорошее место, чтобы осесть.
Принимаю подарок и благодарю его.
– Откуда вы?
– Ченсу. Я бросил свои поля и сбежал, когда люди цзедуши Лу явились в мою деревню, чтобы забрать мальчишек и мужчин в армию. Я уже лишился отца – и вовсе не хотел умирать, чтобы придать цвета боевому плащу губернатора. Эта фигурка изображает цзедуши Лу. Мне нравится смотреть, как покупатели откусывают ему голову.
Смеюсь и делаю ему приятное. Сахарное тесто тает на языке, сочная лотосовая паста великолепна.
Брожу по аллеям и улицам города, наслаждаясь каждым кусочком сахарной фигурки, и прислушиваюсь к обрывкам разговоров, доносящимся из дверей чайных домиков и проезжающих экипажей.
– …зачем отправлять ее учиться танцам на другой конец города?..
– Магистрату подобный обман не понравится…
– …лучшая рыба, что я когда-либо пробовал! Она еще трепыхалась…
– …откуда ты знаешь? Что он говорил? Скажи, сестра, скажи…
Ритм жизни омывает
