Мирин открыла глаза.
– Думаешь украсть их?
– Скорее, взять в заложники, – сказал Гилкрист. – Мы знаем того, кто нас впустит. Сегодня ночью. – Он наклонил голову, услышав, как в дверь легонько постучали маленьким кулачком. – Это она.
Когда стемнело, они вышли из мастерской на холодные улицы. Девочка бежала впереди. Ее звали Скади, а на плече, которое она постоянно почесывала, была красная татуировка. Девочка показала ее со смесью гордости и презрения.
Потом, не глядя в глаза Мирин, она рассказала, как Райкер приказал ей следить за мастерской в день смерти Пьетро и как, сообщив все Райкеру, она уже не вернулась на фабрику, как предполагалось.
Но она умела пробираться туда так, чтобы никто не увидел. Знала, где патрулируют стражники и почти всех их по именам. Знала, что третью дымовую трубу больше не используют. Она торчала за плечом Гилкриста, глядя, как он по ее описанию чертит план фабрики, и жевала финики из кладовки Мирин.
Когда они проходили под фосфорными фонарями, рядом вытягивались длинные тонкие тени. Гилкрист нес свернутую веревку с крюком, который привязала к веревке Мирин. Длинные пальцы Крейна теребили флакон с нагретой на трубе жидкостью. Мирин была с головы до ног увешана своими инструментами для взлома.
Все были в масках с фильтрами, одну маску Мирин добыла и для Скади, после того как девочка вытащила из карманов все ключи, которые стянула, пока они чертили план и говорили о входах и выходах.
Остановились на улице за южной фабрикой. Крейн достал стеклянный флакон и постучал по нему обломанным ногтем. Внутри клубился желтый светящийся туман. Скади с интересом смотрела, как он набирает жидкость в маленькую пипетку.
– Я тоже хочу это использовать, – сказала она, сдергивая маску.
– Чтобы экстракт миноги действовал, нужно отмеривать его очень точными дозами, – сказал Крейн, запрокидывая назад голову и поднимая веко. – Боюсь, ты увидишь только пятна.
Он капнул в один глаз, потом в другой. Зрачки расширились и приобрели серебристый цвет. Гилкрист взял флакон и сделал то же самое.
– Что ты видишь? – спросила Скади.
– Свет, не воспринимаемый глазами человека, – сказал Гилкрист. – Готова, Мирин?
Мирин спустила маску. Лицо у нее было напряженное, но голос звучал ровно.
– Лет десять уже не ходила на дело, – сказала она. – Всегда перед входом подташнивает. Ну, начали.
Один из ночных сторожей ходил вдоль задней стены здания, хрипло пел что-то и постукивал в такт дубинкой по кирпичам. Они следили за ним из тени, пока он не повернул за угол, тогда Скади почти вприпрыжку провела всех к стене.
– Видите трещины? – прошептала она. – Вы должны хорошо их видеть. Я мало что вижу, но знаю, где они.
Крейн и Гилкрист осмотрели кирпичную стену в поисках мест, где выкрошился раствор и образовались щели, которые Скади использовала, чтобы забираться наверх. Они годились только для детских рук и ног, но это компания предвидела. Гилкрист размотал веревку и передал крюк Крейну. Тот прикинул расстояние до водосточного желоба, проложенного вдоль крыши, дважды взмахнул крюком и бросил.
Крюк полетел в темноту, веревка за ним разматывалась, как вспугнутая змея. Крюк ударился о каменную поверхность, скользнул, царапнул и зацепился. Покрывавшая крышу сажа смягчила лязг, но они, затаив дыхание, ждали голосов караульных. Прошло мгновение. Еще одно.
Крейн натянул веревку и протянул ее Мирин. Та, натерев руки мелом, который достала из сумки, ухватилась за веревку и начала подъем. Едва она поднялась на крышу, как за ней последовала Скади, проворная, как кошка. Затем за веревку взялся Гилкрист, но помедлил.
– Почему ты согласился пробраться на фабрику? – спросил он.
Крейн фыркнул.
– Твой чертеж внутренних помещений замечательно подробный, принимая во внимание, что он сделан по памяти, – сказал он. – Ты бы все равно пошел сюда, согласился бы я или нет. Чтобы освободить толпу сирот.
Гилкрист смерил его долгим взглядом.
– Ты пришел слегка разжиться дрожью, – сказал он.
– Полагаю, каждый из нас по-своему предсказуем. – Крейн помолчал. – Значит, так ты отдашь долг? Удовлетворишься этим?
– Больше, чем ты удовлетворяешься наркотиком.
– Это совершенно разные вещи, – пробубнил Крейн себе под нос; Гилкрист уже поднимался по веревке, едва касаясь стены ногами. Крейн поднялся следом и свернул веревку.
С крыши они видели наклонные крыши Колгрида и трубы, изрыгающие дым; все это освещали фосфорные фонари. Они задержались лишь на пару секунд, чтобы Крейн отцепил крюк, и прошли по крыше к неиспользуемой трубе, которую показала им Скади на примитивной карте Гилкриста.
– Внутри кольца, мы поднимались по ним, чтобы чистить трубу, – сказала Скади. – Вот. Легко и просто.
Крейн снова бросил крюк, но на сей раз тот отскочил от края трубы и упал на крышу. Мирин пришлось отпрыгнуть, иначе крюк пробил бы ей ногу. Она выругалась. Крейн только раздраженно пожал плечами. Он взял крюк, примерился и бросил. Крюк зацепился за край трубы.
Труба оказалась узкой, спускаться приходилось медленно – кольца были скользкими от сажи, сквозь фильтры масок проникал удушливый запах химикалий. Крейн и Гилкрист шли первыми, их обостренное зрение раскрашивало трубу серебристыми мазками и позволяло видеть накопившиеся слои осадков на стенах и предупреждать о проржавевших или отсутствующих кольцах.
Перед самым дном, где труба соединялась с котлом, они, как и предсказывала Скади, нашли в темноте небольшую металлическую дверь. Она с резким скрипом открылась, и Гилкрист протиснулся в проем, сгибая широкие плечи. Затем Крейн – легко, как угорь, потом сложилась в три погибели Мирин, следуя за ними. Последней прошла Скади.
Они проделали короткий спуск к дну котла, и после тесной трубы внутреннее помещение фабрики под сводчатой крышей показалось им просторным собором. Вперед уходили ряды черных, усаженных шипами машин, выглядевших в темноте механическими чудовищами, обнаженные зубцы блестели, как оскаленные зубы. Скади сжалась при виде их и снова принялась тереть левое плечо.
– Кладовая сзади, – прошептала она, показывая здоровой рукой. – Всегда надежно закрыта. – Девочка осмотрелась и вздрогнула. – Ненавижу это место.
Они пошли вдоль машин, шурша подметками, и из-за механизмов начали выглядывать бледные лица. Они перешептывались, кто-то шепотом позвал Скади по имени. Крейн приложил костлявый палец к тому месту, где маска закрывала его губы. Под машинами лежали груды соломы и рваные одеяла. Кое-кто из детей сидел обособленно, большинство ради тепла прижимались друг к другу.
– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – сказала Скади. – Крепко спит дядька?
– Две с чуточкой, – прошептал кто-то из детей. – Чуточку забрала Амалия.
Дядьку они увидели дальше, он спал в резном деревянном кресле, опустив седой подбородок на грудь; перед ним стояли три пустые бутылки. Крейн задержался лишь настолько, чтобы влить в раскрытый рот дядьки настойку опия – чтобы уж наверняка. Просыпалось все больше детей, и, когда они шевелились, слышался металлический скрежет.
Мирин показала на ногу, высунувшуюся из-под одеяла. Лодыжку ребенка обхватывали тяжелые металлические кандалы на цепи, которая проходила по всей длине помещения.
– Сволочи! – тихо сказала она. – Но, кажется, забрать будет легко.
Они дошли до кладовой, встроенной в кирпичную стену и снабженной прочной деревянной дверью.
– Будь здесь хоть немного света, я бы справилась быстрей, – сказала
