Эта история между мной, Пэм и Гарреттом началась еще в школе. В конечном итоге Пэм предпочла меня, а Гарретт так и не смог с этим смириться. После выпуска меня призвали, а Гарретт крайне удачно получил отсрочку по медицинским показаниям.
Больные ноги, мать его.
В любом случае, как только я пошел на войну, Гарретт снова подкатил к Пэм. Или попытался это сделать. Она отбила все его поползновения. Затем, когда он стал преследовать ее повсюду, ей пришлось драться по-настоящему. Она всегда была бойцом: это одна из причин, по которой я в нее влюбился. Но иногда ему удавалось ее поколотить. Она присылала мне фотографии со следами от ударов и синяками под глазами. Моя кровь закипала, но я застрял во Вьетнаме и не мог ничего сделать. Проще говоря, служба для меня тянулась мучительно медленно, не говоря уж о том, что все это время приходилось убивать врагов и пытаться выжить.
Итак, на закате Гарретт остановил меня за превышение скорости, которого я не совершал. Потом он достал, словно из задницы, с полдюжины заранее сфабрикованных неоплаченных квитанций за парковку. Затем последовал мгновенный удар дубинкой по одной из моих задних фар – и, вуаля, я управляю небезопасным транспортным средством!
Оглядываясь назад, я прикидываю, что уже с этого момента мне светила дорога в каталажку – еще до того, как я предложил ему пойти на хер. Когда мы добрались до офиса шерифа, он даже не позволил мне сделать положенный по закону телефонный звонок, чтобы я предупредил Пэм повременить и не ставить в печь тесто для кукурузного хлеба.
Но оказалось, что мне не суждено было попасть в тюремную камеру. Гарретт все еще заполнял на меня протокол, а я продолжал материть его со своего стула, когда в южную стену здания неожиданно врезался «додж» Тины Глэдуэлл, ворвавшись внутрь в осколках дерева и стекла. Одного этого было достаточно, чтобы отвлечь мое внимание от планов по лишению Гарретта его причиндалов, но когда Милли, дочка Тины четырех лет отроду, вывалилась сквозь разбитое лобовое стекло, жадно обгладывая оторванную руку своей матери – в участке воцарился настоящий ад.
В суматохе мне удалось бежать, и следующие двадцать четыре часа я провел избегая упырей, пожаров, автомобильных аварий, паникующих горожан и полицейских блокпостов, продолжая преследовать одну-единственную цель – добраться до Пэм.
Однако из-за Гарретта я опоздал. Мне не удалось спасти Пэм, но будь я проклят, если я не смогу за нее отомстить. Когда этот самопальный автозак съехал с дорожного полотна в грязь, я поклялся себе, что увижу, как он умирает. Его надо убить – и ничто меня не остановит.
Усадьба «Слокум» представляла собой картину тотального хаоса. Машины «скорой помощи», палатки, обезумевшие люди, разыскивающие своих близких, госслужащие с громкоговорителями, призывающие к спокойствию и порядку… Мать его, кого они пытались обмануть?
Но там, где остановился наш автозак, был чуть ли не карнавал.
Неудачливые скотоводы и столь же не фартовые бильярдные шулеры, Ленни и Делрой Слокум были единоутробными братьями (у них была общая мать), которые теперь занимались продажей лицензий на отстрел оленей (и изготовлением из них чучел) на принадлежащих семье четырех сотнях акров растрескавшейся земли и низкорослого кустарника. Насколько мне было известно, никому и никогда не удавалось убить здесь оленя или хотя бы просто его увидеть – но как я выяснил чуть позже, сейчас сезон был открыт, и бизнес процветал… потому что этой ночью в перекрестье прицела попадали не олени, а упыри.
Оставим на совести братьев Слокум их желание извлечь прибыль даже из апокалипсиса.
Прожекторы, работающие от тарахтящих переносных генераторов, освещали самосвал, который как раз вывалил около пятидесяти упырей из кузова в загон, где уже слонялось в два раза больше этих тварей. Одним из них был Флинт Хэтфилд, прижимистый кредитный эксперт из «Первого национального банка», который всегда носил шелковый носовой платок в кармане своего спортивного пальто – теперь из него торчала чья-то окровавленная ключица. К тому моменту, когда я его узнал, раздался выстрел, и его лысая голова раскололась, словно перезрелая тыква.
Из окружившей загон толпы раздались аплодисменты – все эти байкеры, дальнобои и нарики столпились там, перед оградой, распивая пиво и делая ставки. Из охотничьей будки над загоном раздался усиленный динамиками голос Делроя Слокума:
– Чертовски крутой выстрел, Бобби Рэй, просто чертовски! Хотел бы я сам заткнуть этого клятого Флинта Хэтфилда, – добавил он. – В конце концов, этот засранец действительно выбивал долги по закладным!
Толпа дружно рассмеялась.
– Мы признательны за твою ставку, Бобби Рэй, – добавил Ленни Слокум, забрав громкоговоритель у своего брата. – И помните, что если вы снимете их с одного выстрела, то наше бонусное предложение по таксидермии будет стоить вам на десять процентов дешевле.
Делрой снова забрал себе громкоговоритель.
– Хорошо, кто следующий? Пусть сделает шаг вперед! Три выстрела – пятьдесят долларов! Выберите упыря на ваше усмотрение и заберите потом его чучело к себе домой.
Сквозь крики и свист я услышал, как Гарретт сказал своим помощникам:
– Загон чересчур переполнен. Мы выгрузим эту партию, когда стадо слегка поредеет.
Те согласно кивнули и закурили. Один из них спросил:
– Эти Слокумы нам ведь заплатят, верно?
– Задницей ручаюсь, что заплатят, – улыбнулся Гарретт. – А я получу скидку на свой трофей.
Когда он повернулся в мою сторону, я продолжил грызть чью-то ногу, надеясь, что мои глаза все еще выглядят безучастными и пустыми, скрывая охватившее меня смятение.
Неожиданно до моих ушей донесся звук приближающихся к фургону шагов. А затем раздался голос, который потряс меня настолько, что я чуть было не выпрыгнул из своих ботинок.
– Где Марвин?!
Пэм! Моя Пэм! Живая!
– Я знаю, Гарретт, ты его видел. Где он?
Плачущая. Отчаявшаяся. В панике. Но это точно была Пэм, и она определенно была жива!
Мое сердце и дыхание перешли в сверхскоростной режим. Я рискнул слегка отвлечься от поддержания своей маскировки и скосил глаза влево, насколько позволяла возможность. Там, лицом к лицу с Гарреттом, в целости и сохранности стояла она.
На ней были тесные поношенные джинсы, кроссовки и старая фланелевая рубашка навыпуск. Ее длинные каштановые волосы были стянуты на затылке заколкой. Она выглядела обезумевшей, испуганной и невероятно красивой.
Гарретт был так же потрясен, увидев ее, как и я.
– Что? Что, черт возьми…
Пэм резко его оборвала:
– Ответь на мой вопрос, черт возьми. Где Марвин?
– Я отправился к тебе домой. Ты была… мертва, – ответил, непрерывно моргая.
Пэм вначале лишь посмотрела на него, недоуменно качая головой. Затем, словно догадавшись о чем-то, закрыла лицо руками. Когда она подняла голову, из глаз ее текли слезы.
– О, Бекки Линн… – простонала она.
И тут я все понял. Бекки Линн вместе с Пэм
