«Она спасала своего ребенка. Тебе не понять. Ты же так и не смог стать родителем».
Вдох:
— Я… Я — это… Я — это не моя вина.
«Твоя, твоя. Это по твоей вине рыжая девочка не найдет своего папу. Она ослепнет и сойдет с ума в темноте. Одна. В полном мраке. По твоей вине».
— Твою мать! — заорал Елисей.
У дальней беседки никотинщик спешно заскрипел по брусчатке подошвами кед.
От крика сработали датчики энергосберегающих светильников. Воздух наполнился гудящим электричеством.
Елисей потер ноющие виски и открыл глаза. Кольцо на мизинце предупредительно пульсировало алым. Если цвет станет ровным, он уже не сможет объяснить показания регистратора. Никакая выдумка не убедит дешифровщиков сигнала.
— Твою мать, — зло процедил Елисей и скинул пиджак. Рванул за внутренний карман. Хрустнули швы. Лопнул нейлон подкладки. Елисей запустил в прореху пятерню и нашарил в тайнике непочатую пачку бензо.
Через секунду на зубах уже хрустела оболочка, а рот наполнялся вяжущей горечью.
Через три минуты вдоль позвоночника поползла знакомая волна. Не такая горячая, как в первый раз, но и этого должно было хватить.
— Так, — протянул Елисей, когда тепло ударило по затылку. — Давайте-ка разберемся, господин Ведущий контролер эмоциональной стабильности. Как это так вышло, что после пяти лет успешного сокрытия нашей маленькой тайны ты чуть не прокололся на таком пустяке, а? Что это нас так в панику-то кидает, а, господин контролер? Ну-ка расскажи-ка мне, откуда такая чувствительность к проблемам поломоек?
За годы подпольной борьбы с недугом Елисей освоил несколько методик. Лучше всего, если получалось ухватить за эмоциональную ниточку события, потянуть потихоньку, осторожно, не дергая, чтобы не порвать. Размотать клубок хитросплетенных эмоций и воспоминаний и найти там причину беспокойства. Уголек, из которого вырастало всепожирающее пламя паники. А потом, когда он будет найден, залить его ушатом логики. Убедить себя, что для него, для Ведущего контролера Елисея Аристарховича, это ровным счетом ничего не значит. Не тревожит. Не заботит. Не его.
Правда, не дергать за ниточку получалось не всегда. Тут нужно, чтобы руки не тряслись и голова оставалась холодной. А это с каждым годом делать становилось все труднее.
Без бензодиазепинов.
Злоупотреблять препаратами Елисей боялся не только из-за проверок на работе. Как никто он знал, что бензо вызывают толерантность и зависимость. Как никто другой, он знал, во что превращаются те, кто эту зависимость приобрел.
Но сегодня был не тот случай. Сегодня Елисей закрыл глаза и поплыл по течению.
Все началось с девочки. Рыжая малышка морщила конопатый нос, думая над вопросами контролера. В зеленых глазах ее не было лукавства.
Нет, чуть раньше.
Она робко вошла в кабинет Елисея и потупилась.
— Здравствуй, Лесана! Можешь сесть в это кресло. Я задам тебе несколько вопросов.
Девочка посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы мой папа? — спросила она так трогательно, с такой надеждой, что у Елисея на миг перехватило дыхание.
Вот оно! Папа.
Елисей ухватился за нить. Ему хотелось быть ее отцом. Отчего? Из-за страха одиночества? Этого мало. Страх одиночества с детства идет по пятам за Елисеем. Он принимает разные формы. Становится не только семилетними рыжими девочками. Что-то было еще. Что? Почему так задел его глупый вопрос этого ребенка? Именно этого? Именно этот вопрос? Почему?
От чрезмерного усилия нитка оборвалась. Внутри стало пусто.
Елисей открыл глаза и понял, что все еще в беседке.
— Потому что ее мать тоже зовут Катерина, — голос Елисея глухо отразился от пластиковых стен.
Лет восемь назад на личную почту Елисея демографы прислали файл. Девушка с редким именем выбрала его в качестве претендента. Фото Елисею понравилось.
Их служебный роман развивался по рекомендациям брошюры по созданию ячейки общества. За перепиской в чате случился звонок. Потом видеообщение. Потом Елисей пригласил ее субботним вечером покормить голубей у беседок.
Под воркование сытых птиц он обнял ее одной рукой за талию, а второй тихонько приподнял подбородок. Девушка задышала сильнее — медицинская маска стала плотно касаться ноздрей. Серые глаза Катерины лучились томными искорками. Манили. Обещали. Елисей понял, что сейчас тот самый случай, и кончиками пальцев потянул вниз защитную маску с ее лица. В то же мгновение где-то рядом зашелся надсадным кашлем никотинщик, и проклятые голуби стаей прянули в небо.
Катерина отшатнулась. Лицо ее залило рдяным. Девушка прижала ко рту болтавшуюся под подбородком маску и бросилась прочь.
Больше она с ним не общалась. Никаких контактов. Ячейки общества у Елисея не сложилось.
Проклятые голуби. Они тоже пропали как-то все разом. Говорят, что к пропаже приложила руку Служба распределения и доставки. Пернатые крысы стаями нападали на дронов с пайками.
— Твою ж мать! — спохватился Елисей и полез в карман пиджака за коммуникатором. Трубка, позабытая за событиями этого вечера, так и оставалась отключенной после разговора с шефом. Старый хрен наверняка проверит спозаранку, прислушался ли его Ведущий контролер к совету начальника.
Елисей активировал коммуникатор и нажал на быстром наборе единицу.
— Служба распределения и доставки. Оператор Агриппина, — томно представились на том конце связи.
— Доброго вечера, Агриппина, — промурлыкал в трубку Елисей. — Будьте добры, две бутылочки «Улыбки».
— Одну секунду, — после короткой паузы в голосе оператора истомы чуть поубавилось. — Должна напомнить, Елисей Аристархович, что ваш статус подразумевает лишь полтора литра витаминизированного напитка в суточном рационе.
— Это в счет премиальных, — не меняя тона, откликнулся Елисей.
В трубке еще помолчали, а потом Агриппина жарко дохнула:
— Все в порядке, господин Ведущий контролер. Ожидайте заказ. Мы всегда рады помочь вам.
— А я-то как рад, — хмыкнул Елисей и нажал на отбой. — Вы себе не представляете.
Он уже собирался сунуть трубку в карман, но тут коммуникатор пиликнул и вывалил на экран вереницу сообщений. Елисей с удивлением обнаружил, что все они были от Фрола. Градус эмоций нарастал в них от нейтрального: «Привет! Перезвони мне», до яростного — «Ну ты где, мля, Дрист?»
Однажды вечером пятеро пацанят с Амбарного тупика отловили Елеся у свалки, запихали в ржавую бочку от антифриза и оставили на ночь, для надежности придавив донце обломком бетонной лестницы. Отец к обеду поднял всю округу на уши. К вечеру кто-то из пацанов сознался родителям в содеянном. Когда бочку открыли, Елисей предстал перед честным людом в соплях и натуральным образом загаженных штанах.
На беду в толпе были и зачинщики этого дела. Видно, сильно так досталось им на орехи от родителей, что растрезвонили они об Елисеевском конфузе на половину Седьмого Кольца. И прилипло к нему это позорное прозвище — «Дрист» — не отмоешься.
Фрол выждал месяц, нашел всех пятерых и переломал им ноги куском арматуры. Дразнить перестали. Перестали даже косо смотреть в его сторону. С тех пор Елисея так называл только Фрол. Да и то, когда уже не мог терпеть ломку.
Елисей набрал номер друга.
— Где ты ходишь? — прошипела трубка.
— И тебе вечер добрый, — стараясь не будить зверя, ответил Елисей. — Мы ж вроде
