А «Ток-тоя-ига!» — в «Доктора играть!».
И тут Римма поняла — сейчас ее убьют.
Не потому что она враг, не из-за ненависти, вовсе нет. Это игра такая — в доктора. «Давайте мы ее разрежем и посмотрим косточки внутри». Просто они — эти большие дети — действительно не видели в ней человека. Людьми они считали только себя, все остальные вокруг, весь окружающий мир вообще — это были чужаки.
Чужаков можно и нужно опасаться, на них можно и нужно охотиться, их можно и нужно есть, от них иногда необходимо убегать и прятаться, но в любом случае чужак всегда останется чужаком.
«Неужели они не понимают, что я — такая же, как они? — подумала Римма и сама же себе ответила: — Нет, не понимают. Они вообще не могут представить, что существуют другие люди. Детская память о семьях, родителях, детском саде — все стерлось, остались только смутные образы. Вокруг джунгли. Там обитают разнообразные твари. Многие из них формально похожи на людей, например, белый псевдолемур или ленивец Бакко. Ну а что — две руки, две ноги, голова. Чем не человек? А если взять жука-плакальщика, то у него головогрудь — точь-в-точь печальное человеческое лицо, и размер соответствующий, сантиметров тридцать в поперечнике. Еще мода была такая на Земле — вешать дома на стенки эти высушенные головогруди. Приходишь в гости — словно попадаешь в жилище охотника за головами. Брр…»
Думая об этом, Римма внимательно следила за Смуглой и остальными «детьми». Умирать не хотелось, особенно сейчас, когда появилась возможность не просто выжить и выбраться из джунглей, но и спасти этих несчастных.
Смуглая тем временем что-то щебетала, размахивая руками. По ее команде несколько мужчин уковыляли в корабль и принесли оттуда пластикордовый контейнер, какие-то железки и стеклоткань.
«Операционную готовят», — с тоской подумала Римма. Ее худшие опасения подтвердились, когда Рослый вытащил из контейнера промышленный вибронож, сверкающую полировкой метровую штуковину с «вечной батарейкой» компании «Этак» в рукоятке. Пилить деревья такой вибронож не годился, но все, что мягче древесины, он разделывал, что называется, на раз.
«Дети» сгрудились вокруг Риммы, блестящими от возбуждения глазами наблюдая за манипуляциями Смуглой. Рослый почтительно вручил ей вибронож. С важным лицом Смуглая обернула свои бедра стеклотканью, сделав что-то наподобие фартука, затем внимательно осмотрела Римму, потрогала пальцем сломанную ногу, отчего Римма замычала, тряся головой, — даже от таких легких прикосновений боль была нестерпимой.
— Байная! — огласила свой вердикт после осмотра Смуглая. — Ечить!
— Ечить! Ечить! — подхватила толпа.
Отойдя от Риммы на несколько шагов, Смуглая взяла вибронож и навела его на Римму.
«Мамочка… — пронеслось у Риммы в голове. — Неужели сейчас я… Глупо же! Я не хочу! Коля! Спасите!!»
Нервы у Риммы сдали окончательно, и она забилась в путах, отчаянно пытаясь освободиться. Козлы под ней скрипели и раскачивались, но узлы оказались затянуты на совесть, а в крепости самодельных веревок «детей» Римма убедилась еще во время марша через джунгли.
— Сысел… — тоненько пропела Смуглая и перевела вибронож на мертвого пилота, — …мысел…
— Сысел! — подхватили остальные «дети». — Мысел!
— Сысел… — вибронож снова указал на Римму, — …мысел…
«А ведь это ритуал, — Римма оставила бесплодные попытки вырваться и теперь смотрела на «детей» с мрачной обреченностью. — Культ смерти. Они и сами, небось, толком не понимают, что творят, но, по сути, они собираются принести меня в жертву когда-то спасшему их пилоту. Вот такая игра «в доктора»».
— Сысел! — повторяли за Смуглой «дети». — Мысел! Сысел! Мысел! Сысел!! Мысел!!
Постепенно выкрики становились все громче. Кто-то хлопнул в ладоши, и вскоре уже все подкрепляли ритмичное скандирование хлопками. Над поляной гремело:
— Сысел!! Мысел!! Сысел!! Мысел!!
Римма поморщилась. Ей вдруг стало все равно. Дурацкая считалка била по голове, словно молот: «Сысел!! Мысел!!» Нестерпимо болела нога. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца», — вспомнилась Римме циничная, но, в общем-то, верная поговорка стэлменов.
«Дети» впали в транс, их выкрики слились в звуковую мешанину, и тут Смуглая шагнула вперед и включила вибронож.
Чуда не произошло — блестящие микролезвия поехали вдоль полотна, убыстряя ход, и через мгновение слились в сверкающую, дрожащую полосу. Послышался свист, запахло горячим металлом.
— Сысел! — Смуглая указала виброножом на скелет в скафандре. — Мысел! — Вибронож повис над Риммой. — Высел!
Выкрикнув финал считалки, Смуглая ткнула виброножом в шлем пилота. Брызнули искры, но кевларин, естественно, не поддался. «Дети» завопили от радости, многие указывали теперь пальцами на Римму.
«Вот и все», — успела подумать она, и вибронож коснулся ее головы. Боли не было — Смуглая лишь слегка задела кожу, оставив неглубокую царапину и срезав завязки кляпа.
— Сысел!! — снова заорали в толпе. — Мысел! Сысел!! Мысел!! Сысел!! Мысел!!
Вибронож взлетел, готовясь обрушиться на Римму. Она языком вытолкнула опостылевший кляп, сплюнула и зло рявкнула в лицо Смуглой:
— Да не сысел, господи боже мой, а шышел! Шышел-мышел-вышел!
И вдруг наступила тишина, нарушаемая лишь свистом лезвий виброножа.
В этой звенящей тишине раздался высокий голос Рослого:
— Аспитатейница?
Смуглая выронила вибронож, он глубоко зарылся в мягкую землю, задребезжал и выключился. Стало слышно, как в кронах тибий перекликаются летучие ящерицы.
— Аспитатейница? — вслед за Рослым повторила Смуглая и добавила: — Надейста Питевна?
«Они помнят!» — поразилась Римма и покачала головой:
— Нет, Римма Игоревна.
— Ноая аспитатейница! — тихо произнесла Смуглая. — Имма Икаевна… Ноая аспитатейница!!
— А-а-а! — закричали «дети». — Ноая аспитатейница!!
Они кричали недолго — Смуглая подняла руку, вопли стихли, и она спросила:
— Имма Икаевна, мы айдем в гуппу?
— Как тебя зовут? — хрипло спросила Римма.
— Иишка.
— Да, Иришка, мы пойдем в группу.
— А мама? — глядя Римме в глаза, спросила Смуглая. — Весером меня забиет мама?
Римма заплакала, слезы смешивались с запекшейся кровью на подбородке и капали ей на грудь.
Она ничего не ответила, только кивнула.
Смуглая взвизгнула от радости:
— Меня забиет мама! Мама!
Аврора ушла за горизонт, как обычно в тропиках, внезапно. Еще несколько минут назад светило стояло довольно высоко над горизонтом, но вдруг оно покатилось с небосклона, наступила темнота и в зените высыпали крупные звезды.
На взлетно-посадочную площадку у комплекса зданий Центроспаса приземлился, мигая габаритными огнями, геликоптер.
— Этот — последний, — сказал диспетчер, делая пометку на голографическом экране. — На сегодня закончили.
Морозов коротко кивнул. Он не стал говорить, что завтра поиски будут носить формальный характер — это и так было понятно.
Индра включила систему автоматического оповещения, по пульту пробежали разноцветные огоньки, тонко, на грани восприятия, пропищали в динамиках сигналы подтверждения со спутников.
Через огромное, от потолка до пола, выпуклое панорамное окно Морозов видел Сафронова. Космолетчик не усидел в гостинице и теперь бродил вдоль края ВПП, то и дело поглядывая на горные вершины, висящие высоко над Ривьерой. Их остроконечные пики еще освещала ушедшая за горизонт Аврора, и оттого казалось, что ледяные склоны выкрашены в тревожный, кроваво-алый цвет.
Седловина перевала, утонувшая в тени вершин, была видна как на ладони. До нее от комплекса Центроспаса насчитывалось не больше десяти километров. Морозов знал — наверх вела более или
