Замечательно, что в этом проекте Ноткин первым в России высказал мысль об использовании евреев как промышленных рабочих. Говоря о необходимости постепенного отстранения евреев от винных промыслов, он ратовал за их приобщение к сельскому хозяйству, разрушая миф об органической непригодности иудеев к труду на земле. При этом он апеллировал к ветхозаветным временам: «Употребленные к сему [сельскому труду – Л.Б.] евреи от рук своих возымеют себе пропитание…, подражая праотцам своим, государству со временем немалую пользу принесут, и со временем необходимость их научит земледелием сыскивать хлеб». Ноткин настаивал на расселении евреев в колониях Черноморского побережья, что сулило державе большие выгоды благодаря плодородию тамошней земли и близости портов для перевозки сельскохозяйственных товаров.
С.Г. Зорич
Хотя проект не был претворен в жизнь, автор его сделался известным. Император высоко оценил труд Ноткина – подарил ему богатое имение Островец на Могилевщине с 225 крепостными душами, пожаловал значительной денежной суммой и золотым перстнем с бриллиантами. И именно при Павле I в Петербурге обосновалась еврейская община, несколько десятков человек. Душой ее стал, как значилось в общинной книге, «уважаемый и почтенный Натан Ноте из Шклова». Эта небольшая сплоченная группа вела еврейский религиозный образ жизни и даже содержала своего резника. Иудеи приобрели здесь и собственный участок на лютеранском погосте (позднее Волково кладбище), основав, таким образом, первое еврейское кладбище в северной столице.
В числе приметных представителей этой общины можно назвать крупного банкира и откупщика Абрама Израилевича Перетца (1771-1833), который и спустя много лет был «памятен в столице по своим достоинствам и по своим огромным делам». В товариществе с купцом-иудеем Николаем Штиглицем (1772-1820) он заключил с правительством контракт на откуп крымской соли. Перетц был связан с элитой высшего общества столицы и особенно дружен с фаворитом Павла I, графом Иваном Кутайсовым. Он имел в Петербурге открытый дом и, по словам барона Модеста Корфа, принимал у себя «весь город». Государь пожаловал ему титул коммерции советника. Вместе с Перетцем в Петербург переехал один из пионеров Еврейского просвещения, выдающийся талмудист Мендель Сатановер (1741-1819). Жил в доме Абрама Перетца, которого хорошо знал еще по Шклову, и Иехуда Лейб бен Hoax (Лев Николаевич) Невахович (1776-1831), вошедший в историю как автор апологетического сочинения «Вопль дщери иудейской» (Спб., 1803). Невахович занимался переводами для Сената с еврейского языка на русский. Известно, что такой же работой занимался и некто Юда Файбишович. Если вспомнить тогдашние облавы и строжайшие паспортные проверки всех приезжающих и отъезжающих из города (об отъезде, например, надлежало предварительно трижды объявить в печати), то станет очевидным: эти иудеи стали легальными петербуржцами исключительно благодаря личной воле государя. В этой связи приобретает особую ценность свидетельство очевидца Неваховича. А он подчеркивал доброжелательное отношение Павла к евреям и в качестве доказательства сообщал, что императору «благоугодно было лично удостоить находящихся тогда в Санкт-Петербурге купечество и депутатов сего народа покупкою от них трех тысяч аршин голубого бархата для придворной надобности».
Сохранилось предание, что и в Москве число иудеев в конце XVIII века было довольно значительным. Рассказывают о еврейских лавках в «Панском» ряду, где шла бойкая торговля. Историк Петр Марек считает это преувеличением и, хотя допускает пребывание иудеев в Первопрестольной столице, объясняет это «нестрогим применением к ним ограничительных мер» и головотяпством властей. Между тем, служебное рвение и суровость московских полицейских чинов в Павловское время не оставляют сомнений: никаких «невольных поблажек» пришельцам быть не могло, и если кто торговал здесь разными разностями, значит, на то было высочайшее дозволение. Показательно, что 25 января 1800 года некто Шолом Юдович, «по доверенности шкловских купцов евреев», подал императору прошение о разрешении еврейским купцам первых двух гильдий свободно торговать за пределами черты оседлости и уравнении их в правах с иностранными коммерсантами. А 3 августа 1800 года Правительствующий Сенат принял беспрецедентное решение – отменил существовавшее ранее «запрещение в производимой купцами из евреев 1 и 2 гильдий оптовой торговле» в столицах (увы! – впоследствии оно было отменено «либеральным» Александром I).
Государь ратовал за «свободное пребывание евреев» и в тех городах, где им веками официально жить запрещалось, тем самым решительно порывая с порочной традицией. Как точно сказал об этом историк, «сама мысль о выселении евреев из городов представлялась [Павлу I] бесцельной и дикой». Когда христиане Ковна, ссылаясь на старинные статуты, выступили в 1797 году с прошением всех евреев выгнать вон из города, а их имущество и товары присвоить себе, власти назвали их корыстные притязания «застарелой, легкомысленной и, так сказать, несмысленной к евреям завистью». Император повелел: «Дабы поселившиеся в Ковне евреи оставлены были в спокойном собственностью их владении, невозбранно отправляли ремесла и производили бы торговые дела беспрепятственно».
Подобные прения возникли и при присоединении к империи Каменец-Подольска, когда император пресек действие прежних польских запретительных привилегий. Указом от 8 сентября 1797 года он объявил: «Евреев из Каменца-Подольского не высылать, а оставить на том основании, как они и в других основаниях свободное пребывание имеют».
Вот представитель «общества живущих в Каменец-Подольском купцов и мещан евреев. «Когда Янкель Хаймович пожаловался на то, что евреи, избранные в местный магистрат, самовластно «удалены от должностей», Павел тут же восстановил справедливость, равно как и «доставил обиженным законную защиту» от притеснений, чинимых помещиком Винцетием Потоцким и т. д. Замечательно, что в документах общины Каменец-Подольска за 1797 год находится адресованный императору панегирик на древнееврейском языке, где говорится, что тот «милостив к евреям, как отец к сыновьям, как орел, защищающий свое гнездо». И такое отношение иудеев к Павлу весьма симптоматично. В его краткое царствование число их в Каменец-Подольске выросло почти вдвое (в 1797 году там проживало 1367 евреев-мещан, а в 1799 году уже 2617 человек!).
Любопытно при этом отметить, что в бывших польских землях, перешедших к Пруссии, иудеи далеко не во всех городах получили право жительства. Так, известный своими прусскими симпатиями Павел в еврейском вопросе оказался
