Первая опция — это отказ от возвращения. Вторая — это возвращение в общество, но без проклятого дара: они получают лишь то, чего хотят. А третий вариант — обучение: вы стараетесь найти способы или верные слова, которые помогут вам поделиться с другими обретенным вами чудом, сформулировав свое послание в терминах и пропорциях, доступных их уровню восприятия. Вы всегда можете выбрать третий путь, но для этого требуется много снисходительности и терпения.
В крайнем случае можно стать преподавателем.
Вы увидите: если вы не оборвете связь с обществом, то рано или поздно сможете донести до людей то, что хотите сказать. Я в этом убедился.
Художник, который открыл свой собственный стиль, заговорил своим собственным голосом, возвращается и становится учителем, учит искусству. Может быть, он отдает не все, что у него есть, но делится чем-то таким, что соответствует его убеждению, чем он должен поделиться и что общество готово воспринять. Он получает адекватный доход, чтобы было на что жить, создавая свои картины и постепенно формируя круг благодарных зрителей в художественной галерее.
Лично я провел время Великой депрессии в лесах, и мне не оставалось ничего делать, кроме как читать книги. Я так и читал пять лет, сидя без работы. Видите ли, когда я был молод, в годы Депрессии, люди, которых можно было бы назвать представителями альтернативной культуры, были полностью отвергнуты обществом. Для них там просто не было места. Это не тот случай, когда с человеком не общаются, потому что недолюбливают его или потому что хотят сделать его лучше.
Что же я стал делать? Я читал. Я следовал от одной книги к другой, от одного мыслителя к другому по пути своей благодати, хотя и не знал в тот момент, что именно делаю.
Потом у меня появилась работа. Я погрузился в Шпенглера и Юнга, Шопенгауэра и Джойса, а потом ко мне обратились со скромным предложением: не хотите ли вы вести литературу в колледже Сара Лоуренс? И когда я увидел, какие там учатся девушки, я понял, что эта работа мне по душе. А зарплата составляла 2200 долларов в год[48].
Я стремился вернуться в этот мир и поделиться с ним тем, что я узнал. Я следовал за своей путеводной звездой, я действительно нашел за те пять лет все то, чем я сейчас делюсь с вами.
Примерно в то же время, когда я начал преподавать, вышла в свет замечательная книга «Поминки по Финнегану». И никто не понял, о чем она, — кроме меня и нескольких безумных ирландцев. Все, о чем в этой книге написал Джойс, было непосредственно связано с тем, во что я был погружен в течение этих пяти уединенных лет.
Я обратился к одному такому же ненормальному, как и я, моему коллеге Генри Мортону Робинсону[49], и сказал: «Нужно, чтобы какие-нибудь безумцы объяснили всем, о чем это. Может быть, это будем мы с тобой». Так и родилась моя первая книга, «Отмычка к “Поминкам по Финнегану”»61.
Но даже в той ситуации мы, проработав над книгой еще пять лет, не могли продать ее. В какой-то момент мы даже подумывали издать ее на свои средства — а это бы стоило кучу денег, — но как раз тогда я увидел пьесу Торнтона Уайлдера «На волосок от гибели»[50], недавно ставшую хитом на Бродвее. А я услышал в ней отголосок «Поминок по Финнегану». Я, единственный в городе, понимал это и жадно ловил цитаты из пьесы, которые появлялись одна за другой. Вот так и возвращаешься в реальный мир.
Я позвонил Робинсону и сказал ему: «Господи, этот Уайлдер гребет деньги лопатой и купается в славе благодаря своей пьесе, а ведь она — ничто иное как “Поминки по Финнегану”». Джойс только что умер, и его семья очень нуждалась. Я сказал: «Думаю, нужно написать в “Нью-Йорк Таймс”».
И мой коллега позвонил Норману Казинсу[51], редактору еженедельника «Сатедей Ревью», и спросил: «“На волосок от гибели” — это же “Поминки по Финнегану”, вам это интересно?» Казинс ответил: «Приносите свою статью сегодня вечером».
Итак, мы передали работу Казинсу, он прочел ее, и первое, что он сказал, было: «Давайте назовем ее “На волосок от чего?”» Статью опубликовали, и о нас написали в передовицах по всей Америке62.
И тут на нас набросились, словно пикирующие бомбардировщики, журналисты. Мы оказались на войне, где Уайлдер был Капитаном Уайлдером, Майором Уайлдером, практически Генералом Уайлдером. «Да кто они такие, эта пара ирландцев?! Да и этот парень, Джойс, со своими Улиссами и Финнеганами, — это не та культура, за которую мы боремся. Не та». Но никто не сумел прочесть «Поминки по Финнегану», так что никто не мог понять, правду мы написали или нет. И когда журналисты шли к своему паршивцу Уайлдеру и спрашивали его мнение о нашей статье, он отвечал: «Ну что же, посмотрите мою пьесу, ознакомьтесь с “Поминками по Финнегану”, а потом скажите, что думаете об этом». Конечно, у них не получалось.
Он претендовал на титул великого американского писателя, на то, что созданное им произведение возросло на американской почве, утверждая, что идея пьесы возникла у него на представлении дешевенького мюзикла «Ад раскрылся»[52], пьеса просто упала ему на колени, как новорожденная Афина, вышедшая из брови Зевса.
Это была полная чушь. Я сказал Робинсону: «Подожди, остынь немного. Пусть он прокричится».
И вот выходит «На волосок от гибели» в виде книги. Она номинируется на литературные премии — Пулитцера и Тони[53]. Я прошелся по ее тексту с микроскопом и обнаружил около двухсот пятидесяти аналогий: характеры, темы и наконец дословную цитату, слово в слово, длиной в четыре строки.
И тогда появилась наша «На волосок от чего? Часть II». Мы проанализировали параллели, строка за строкой. Все было кончено. Премий Уайлдеру не досталось[54].
Тогда Казинс спросил: «Ребята, а у вас есть еще что-нибудь?» — и мы подумали: «А дадим-ка мы ему первую главу от “Отмычки к «Поминкам по Финнегану»”». Он передал ее в издательство «Харкорт Брейс»[55], которое уже однажды отказалось
