В речи, произнесенной в Шведском риксдаге в 1617 г., Густав II Адольф так подвел итоги войны: «Русские опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города, они могут выставлять в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море. Большие озера Ладожское и Пейпус, Нарвская область, 30 миль обширных болот и мощные крепости отделяют нас от него. У России отнято море, и, бог даст теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек» [Соловьев 1961, с. 95–96].
Вот что писал об этом А.И. Гиппинг: «Швеция приобретением Невы желала приготовить себе естественную и легко обороняемую государственную границу. Господство над Невою должно было отделить Россию от остальной Европы и в то же время вручить Швеции ключи от тех богатых запасов, которые хранились в обширных областях России». В отличие от грандиозного замысла Петра Великого, основавшего Петербург, «в завоевании Густавом Адольфом Ингерманландии, кажется не скрывалось творческого плана; да и впоследствии во время шведского владычества над нею подобный план вряд ли развился до полной зрелости» [Гиппинг 2003, с. 193].
Действительно, природные рубежи и отсутствие хороших сухопутных дорог служили серьезным препятствием для возвращения утраченных Россией территорий. А наличие здесь сильных крепостей и превосходство шведских кораблей на воде делали эту задачу вообще трудно осуществимой. Шведское военное командование придавало чрезвычайно важное значение Ниеншанцу в обороне новых шведско-русских рубежей. Располагаясь между Копорьем и Нотеборгом, крепость должна была защищать коммуникации, проходившие через устье Невы. На шведском гербе Ингерманландии изображены две крепостные стены и река между ними, что отражало пограничное положение провинции, наличие в ней крепостей, а также реки Невы, служившей вместе с другими водными преградами (Ладогой, Чудским озером и Наровой) стратегическим военным рубежом.
Шведский король Густав II Адольф с целью привлечения немецкого населения в Ингерманландию в 1622 г. издал манифест с привилегиями и льготами для разорившихся немецких дворян. Обязательным условием была обработка раздаваемых земель немецкими крестьянами. Однако немецкая сельская колонизация не приняла здесь широких масштабов, в отличие от городской. В Ниене, которому в 1632 г. были дарованы привилегии города, немцы составляли значительную часть населения и даже имели свою церковь. Многие знатные шведские фамилии получили лены в Ингерманландии. Значительные владения получил Якоб Делагарди, ему сразу после войны были переданы на 6 лет под залог Ореховецкий и Кексгольмский уезды. Позже Ингрис – Ижорский погост был передан Классу Горну а Дудергоф – Дудеровский погост – Иоганну Скютте, наставнику короля Густава II Адольфа, с 1629 г. по 1634 г. являвшемуся генерал-губернатором Лифляндии, Ингерманландии и Карелии [Гиппинг 2003, с. 211, 266].
В шведское время центр Ижорского погоста Ингрис оставался на прежнем месте, но в нем вместо православной появляется лютеранская церковь. На геометрическом чертеже течения Невы из Ладожского озера от Нотеборга до Ниенсканса… Эрика Дальберга, датируемом октябрем 1681 г., изображены поселения по берегам реки. При впадении в нее Ижоры обозначены 5 небольших деревень в виде домиков с огороженными участками с общим названием Устье Ижоры. На гидрографической карте Карла Элдберга 1701 г. они также указаны. Деревни, известные из Писцовой книги Водской пятины 1500 г. – Karina Kyllenshoija, Sarustia Kyllenshoija, Vsskina, Vstia Isershoija, – упоминаются и в шведской Писцовой книге Ижорской земли 1623 г. [Писцовые книги 1859, с. 211].
В это время в устье Ижоры не было больших владельческих дворов. Ближайший из них располагался в 1 км выше по течению реки, на ее правом возвышенном берегу – это упоминавшийся выше Vskina hof (Ускин двор). Большие усадьбы имелись также, судя по картам 1681 и 1701 гг., в устьях соседних рек Тосны и Славянки. На мысу правого берега у устья реки Тосно показана увенчанная крестом постройка. Напротив нее, на левом берегу, изображено поселение Boritsua Vskina (Бориса Ускина). Возможно, ее владельцем был представитель той же семьи Ускиных, что и на реке Ижоре. Еще одна похожая большая постройка с крестом – Gudilovhof (Гудилов хоф) – показана в устье Славянки, также на мысу ее правого берега. Вероятно, на карте 1681 г., показаны большие усадебные дома, хотя при них могли быть и церкви. Примечательно, что вблизи этих мест известны захоронения: на правом берегу Тосны кладбище существует до настоящего времени, на Славянке у ее устья находки человеческих останков упоминались местными жителями. Усадьба Гудилов хоф известна из исторических документов. Земли между Ижорой и Славянкой входили с 1622 г. в состав владений генерал-губернатора Ингерманландии Карла Карлсона Юленъельма. Гудилов хоф принадлежал его потомкам [Горбатенко 1998, с. 35].
Сразу после заключения Столбовского мира из-за имущественных и религиозных притеснений началось переселение русских людей из Ингерманландии в Россию. Причинами бегства со шведской стороны назывались: «первое – для веры, другое – для языку и своей природы, третье – от большие в податях тягости, а из Ижерские из Финские земли тож от болынога отяхченья в податех и от того, что их имали насилу в солдаты». В 1649 г. посольство боярина Бориса Ивановича Пушкина в Швеции урегулировало проблему, связанную с 50 тысячами незаконных перебежчиков, уплатив за них 190 тысяч рублей [Гадзяцкий 1941, с. 243–246].
Война 1656–1661 гг.
После того как шведский король Карл X[53] распространил свою власть на Польшу, другие европейские страны (Австрия, Голландия и Дания), опасавшиеся усиления Швеции, стали склонять к войне со Швецией Россию, что совпало со стремлением последней вернуть утраченный выход к Балтике. Весной и летом 1656 г. русские войска вступили в Восточную Прибалтику, Ингерманландию и Карелию. Основная их часть наступала на прибалтийском направлении, на двух других действовали ограниченные силы.
В конце июня Олонецкий воевода стольник Петр Пушкин с отрядом в 1000 человек начинает военные действия в Корельском уезде. 3 июля осаждена Корела. Отсюда совершались походы вглубь финской территории до Нейшлота и даже до Остроботнии (побережье Ботнического залива). Отряд под руководством Ладожского воеводы стольника Петра Потемкина[54] (рис. 81, см. с. VIII вклейки), действовавший на Невском направлении, не дожидаясь общего наступления, выступил из Лавуйского острожка еще 3 июня. Причиной
