Рис. 109. Усадьба А.Д. Меншикова на плане Койета 1721 г.
Сохранилось подробное описание бывшей Меншиковской усадьбы и устройства самого дворца, составленное в 1732 г. Судя по всему существенных изменений после передачи ее в дворцовую контору не происходило, поскольку строения не были востребованы все эти годы и сохранялись по мере возможностей в прежнем виде. По планам Федора Стрельникова и Ивана Афанасьева, сделанным в 1760 г., меншиковский сад все еще сохранялся [РГИА. Ф. 485. Оп. 3. Д. 108, 109]. Согласно этим документам, он занимал всю восточную часть мыса, спускаясь по склону к Неве, к проходившей вдоль ее берега Шлиссельбургской дороге. С востока он был ограничен ложбиной, по которой протекал ручей, а с запада отделен от крепости низиной. Сад имел регулярную планировку: зеленые газоны были разделены дорожками. На плане Афанасьева они обозначены как «старые дороги… и партеры как прежде были». Возможно, в меншиковское время весь сад или какая-то его часть назывались партером[83] по аналогии с другими парадными парками Петербурга и его окрестностей. Главные аллеи, отличавшиеся большей шириной, проходили крестообразно, через его центр и делили всю территорию на 4 части, как это показано и на более раннем плане Койета. Две западные части также делились дорожками симметрично на 4 равных участка, а с восточной стороны, где они примыкали к изгибающемуся оврагу, обе части делились на 6 участков, крайние из которых были небольшими и находились уже на его склоне. Внешние границы сада были ровными только с южной и западной сторон, где по ним проходили дорожки. Северная и восточная стороны попадали на склоны и не имели регулярного завершения (рис. 110).
За пределами садовых участков со стороны Невы, прямо у Шлиссельбургской дороги, был вырыт большой прямоугольный пруд. Кроме композиционно-планировочной, он выполнял и дренажную функцию – собирал поверхностные воды с территории сада. Из него существовал сток в Неву, по ручью, протекавшему под мостиком, сделанным на дороге. На более схематичном плане Стрельникова пруд изображен по оси центральной аллеи, а у Афанасьева – восточнее, со смещением относительно регулярной планировки сада. Ко времени составления планов пруд был в плачевном состоянии: заплывший в середине, с обрушенными стенками. Но его предполагалось вычистить и исправить. Рядом с ним планировалось «впредь для посеву ранних огурцов и протчей зелени… вновь теплицу построить». Вероятно, какие-то теплицы и оранжереи существовали здесь и при Меншикове. В описи 1732 г. подробно учтены все деревья, имевшиеся в то время в саду. Здесь росли: 694 клена, 85 лип, 55 кустов орешника, 9 старых яблонь, засохших и поломанных ветром, 350 кустов красной и 110 кустов черной смородины. Имелись также две большие грядки с клубникой, длиной по 9 сажень и три аршина каждая.
Рис. 110. Реконструкция центральной части Усть-Ижоры на 1712 г. (П. Сорокин, М. Новикова)
Помимо плана Койета 1722 г., дворец достаточно схематично (с двумя башенками и шпицами, но разными по высоте) изображен на карте течения Невы 1730-х гг. Причем показан он между дорогой и Невой (рис. 111, 112). Однако такое размещение его маловероятно. В настоящее время здесь остается довольно узкий прибрежный склон, а судя по описанию 1732 г., на берегу напротив усадьбы было только несколько хозяйственных построек. Более детальные планы 1760 г. с изображением сада относятся уже ко времени, когда дворца не существовало. Но регулярная планировка сада, сохранявшаяся с меншиковского времени, показывает, что наиболее вероятным местом его расположения было подножие склона у Шлиссельбургской дороги, к западу от пруда. Вся остальная территория была распланирована под садовые участки. Предположения, высказывавшиеся ранее, о том что меншиковский дом мог находиться в крепости или вообще на мысу при впадении в реку Ижору Большой Ижорки, не находят подтверждения в документах и противоречат существовавшим принципам построения усадебных резиденций начала XVIII в.
Рис. 111. Карта течения Невы 1730-х гг. РГЛДЛ
Во дворце, вытянувшемся по фасаду примерно на 30 метров, было 17 комнат с сенями. Они отапливались шестью кафельными (изразцовыми) печами. Свет проникал сквозь 44 стеклянных окна в свинцовых переплетах. Стены восьми комнат были обиты цветными шпалерами (одна – шерстяными и семь – суконными), остальные – выбеленными холстами. В кухне с шестью застекленными окнами был «очаг». Так, вероятно; называлась открытая печь.
Рис. 112. Изображение усть-ижорской церкви и дворца на карте 1730-х гг.
Двор дома с четырьмя решетчатыми воротами; ориентированными по сторонам света, был обнесен брусками в пазы. При доме имелись «два погреба с напогребицами»; один из них фряжский[84]. «При тех погребах две светлицы с сенми. Хоромы деревянные об одном апартаменте в которых жил прикащик в них покоев 4 без убору в них печей кирпичных четыре окончин простого стекла в деревянных замазных рамах те хоромы крыты дранкой ветхие. При тех хоромах подле ворот изба кораульная на дворе сарай, погреб, конюшня с сушилом, баня с предбанником». Напротив «тех хором на берегу Невы рублинной бревенной в него кладутся сено и прочее. Подле подъемного мосту по реке Ижере три амбара, магазейны крыты в одну линею тесом ветхие при них три двери на петлях и крюках железных. Выше тех амбаров пивоварня без кровли ветхая» [РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Д. 80а. Л. 82–82 об].
При мызе были 4 двора рыбаков и двор вдовы скотника, с общим количеством проживающих в 32 человека. Еще в 1730 г. рыбакам выдали паспорта, чтобы они явились с ними в Дворцовую контору для трудоустройства в Санкт-Петербурге, но, судя по описи, они не выполнили распоряжения и остались в Усть-Ижоре. В 1733 г. на землях мызы было вспахано 17 десятин земли, посеяно 34
