Мы летели на железном ядре из прошлого в будущее — и тяготения не существовало, как в ядре Жюля Верна.
Время поэтому было гениально. Этот гениальный порыв в будущее дарил свое изобретение всем! всем! как будто бы ускорилось само вращение земли.
Потом появилась возможность.
Лента Эсфири Шуб об Октябре — хорошая лента[415].
Она неисправима, потому что подлинна.
Владимир Ильич Ленин на экране — веселый, заинтересованный механик.
Другие люди, как Дыбенко, еще чувствуют себя перед аппаратом, еще не въисторичились.
Гражданская война, которая никогда не выходит на экране, потому что она особенная, верна.
Пустые улицы Москвы.
Изумительный плач над гробами 26 комиссаров какой-то армянки.
Вещи восстанавливаются и освежаются.
Крестный ход во Владивостоке навстречу японцам, которые, конечно, не христиане.
Олицетворенная в лице какого-то юнкера — глупость, играющая на фанфаре.
Восстановленная буржуазия. Оказывается, она вот такой и была, как на плакатах.
Куски даны правильно документально, без чудес монтажа. Есть настоящее талантливое отношение к действительности — конструктор не противопоставляет себя ей.
Может быть, слишком затянута «электрическая ночь». Ведь это если не «игровой», то иронический кусок. Гневный.
Это электрический ток, убивший Ванцетти.
Его надо укоротить за надписью, не давая самодовлеющим аттракционом.
Но как мало и как скучно снимали!
Сейчас же снимают еще меньше.
Веселость времени не снята.
Не снят Питер в первом послеоктябрьском мае. Нет ни одного украшенного города. Ни одной стенной афиши, ни одного зрелища.
Почти нет быта.
Нет почти совсем улиц.
В Москве нет ни одного дома с трубами. Не снят перелом на нэп.
Получается непонятно.
Грозное, горькое, стреляющее время и веселый подлинный Ленин.
В сегодняшние дни еще хуже.
Нет Днепростроя. Нет порогов. (Я просил, чтобы мне дали хотя бы только оператора и пленку без денег, так как все равно ехали, и хотел снять работу для Шуб, но отказались.) Нет мелиоративных работ, между тем в одной Воронежской губернии площадь новых прудов равна половине площади озера Ильмень.
Революция не снята веселой, строительство не снято совсем.
Зато на картину отпустили только 15 000.
Есть уже шаблон, как и что снимать.
Шуб умоляла не снимать больше спорта, ведь спортивное движение не стандартизировано.
Снимать каждый день индивидуальные прыжки это то же, что снимать каждый день французские булки.
Прекрасному работнику не из чего работать.
Время уходит у нас сквозь пальцы.
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТОЛСТОЙ
Эсфирь Шуб выпустила картину, смонтированную из хроники на тему «Лев Толстой и Россия Романовых».
Льва Николаевича Толстого, заснятого на экран, осталось семьдесят метров. Поэтому монтажер находился в стесненном и трудном положении.
Идет спор — правильно ли сделала Шуб, показывая Льва Николаевича на фоне Романова. Может быть, Толстого нужно было дать на фоне рабочей России?
Я думаю, что эта точка зрения неправильна не только технически — ведь рабочая дореволюционная Россия почти не снята, — но и по соображениям вскрытия сущности Толстого.
«Возлюбленный брат», — писал Толстой Николаю II. Конечно, довольно смело для подданного назвать государя братом, но Столыпина Толстой братом не называл, он называл его по имени-отчеству. Слова «возлюбленный брат» по-своему почтительны, но это «дорогой кузен» в обращении одного государя к другому.
Кинематографически Шуб связала сад Толстого с двором Николая через костюмы дам и герб графа. Ясную Поляну Шуб раскрыла, проложив ее границы, показав деревню того времени. Вот почему так иронически звучит документальная надпись: «Дочь Толстого везет конфеты яснополянским детям».
Спорить с Шуб нужно не о выборе материала, а о методах его использования. Это тот же спор и те же вопросы, которые мы задаем Тынянову. Факт, лишенный датировки, эстетизируется и искажается. Москва вербного базара связана с приездом Толстого, как справедливо указал Эйзенштейн, методами художественной кинематографии. Убийствен для Николая кадр с пробой плуга, который рассматривается здесь как редкость, как будто это не плуг, а ракета для межпланетных сообщений. Ироничность кадра увеличена тем, что не сказано о том, что плуг — двухлемешный.
Паника в Зимнем дворце — неудача оператора, который не сумел справиться с условиями освещения. В результате получился комический эффект фигур — дрожащих и прыгающих в Тронном зале. Это событие неудачно снято, но с момента использования его иронического осмысления становится чисто игровой сценкой.
Шуб, несомненно, права, потому что торжественность и стройность царской жизни тоже результат определенной системы съемки, которую интересно решить на ином материале. Но игровая и неигровая лента — это не постное и скоромное кушанье, и спор идет не о том, оскоромилась Шуб или нет, а о методах воздействия.
Третьяков против эстетики и говорит не о конце стихов, а о конце эстетического воздействия вообще. Он требует газеты как газеты. Но такая газета существует. Сделать ее лучше можно и без Лефа. Интереснее вопрос о дифференциальных качествах, об эстетических кусках в газете, о создании в газете и для газеты новых эстетических приемов.
«Все спиртные напитки — суета сует», — говорит баптист у Диккенса. Его спросили: «Какие же именно из сует вы любите?» Баптист вздохнул и ответил: «Наиболее крепкие».
Брик доказывал в рабочей аудитории, что нужно читать газеты. Ему вежливо ответили: «Хорошо, утром мы будем читать газеты, а вечером — что?» Ему указали на то, что предложенная нам вещь выполняет не ту функцию, чем та вещь, которую она должна заменить.
В основе спор о документальном искусстве чрезвычайно сложен, и его нельзя решить иначе, как приняв во внимание диалектику художественной формы. Определенный прием, введенный как не эстетический, может эстетизироваться, то есть изменить свою функцию.
Эйзенштейн в своем «Октябре» работал главным образом вещами, сопоставляя их. Не будем сейчас спорить об удачности «Октября», но метод мышления вещевыми цитатами был нов, и лента была не игровая, а аттракционная. На аттракционном методе работает и Эсфирь Шуб, сопоставляя уже заснятый прежде материал. Здесь идет вопрос только о способе получения материала, а не о разности его использования.
ГОРЬКИЙ КАК РЕЦЕНЗЕНТ
Обычно под чисто литературными-стилистическими спорами лежат споры, основанные на разности мировоззрения. Знаменитый спор о «сих» и «оных» в русской литературе покоился на желании буржуазии, овладевшей литературой, заставить ее писать на своем языке. В то же время, споря о языке, критик Белинский почти в равной мере, как и Сенковский, ссылался как на образец на язык «большого света». Этой подоплекой споров о стиле, вероятно, можно объяснить целый ряд выступлений Горького в качестве рецензента. Горький рецензирует много и охотно и обыкновенно начинает с ошибок против языка. Насколько можно разобраться в горьковской терминологии, он считает нормой языка — язык художественной прозы [18]90-х годов. Чисто
