В зависимости от ранга ее обладателя пайца могла быть и золотой, и серебряной. Такие пайцы находили не раз, в том числе в 1848 году в России. Она была выдана Абдуллах-ханом[389] и содержала следующие монгольские слова, написанные по-уйгурски: «Силой вечного неба и его власти, с его высочайшего позволения. Всякий, кто ослушается воли хана Абдуллаха, должен погибнуть и сгинуть». Вручение пайцы рассматривалось как большая честь и знак особого отличия. Известно, что русский митрополит Алексий по настоятельной своей просьбе получил пайцу.
Представители знати, чьи документы были подтверждены, именовались «пайца ярлыклык тархан». Однако уже в 1333 году пайцу стали использовать как знак, заверяющий подлинность документа. В частности, в письме, отправленном в Венецию, она упоминалась в этом качестве наряду с красной тамгой. В более поздние времена в качестве печати стала выступать и байса[390]. Особенно принято это было у крымских ханов.
Наряду с пайцей в качестве знака, подтверждающего легитимность того или иного чиновника, по всей видимости, выступала и басма, впервые упоминавшаяся в 1480 году.
По свидетельству русских летописцев, великий князь Московский Иван III разломал ее и топтал ногами. Но такое утверждение о существовании басмы вызывает большие сомнения. Александр Николаевич Самойлович[391], например, считает, что под словом «басма» скрывается искаженное «байса». Учитывая же ее внешний вид и предназначение, байса может оказаться не чем иным, как пайцей.
Однако есть и другое мнение. Платон Михайлович Мелиоранский[392] справедливо указывает на то, что казанский летописец, которому приписывается вышеуказанное описание, не мог ошибиться в слове «басма», так как жил среди татар в качестве пленника и заслужил признание правдивого рассказчика. Поэтому об искажении слов не может быть и речи. Мелиоранский считает, что, скорее всего, в эпизоде, касающемся великого князя, говорится о портрете хана, точнее, настенной табличке (своеобразной булле). Ведь за действия по отношению к портрету у татар не было столь же сурового наказания, как у арабов.
Однако по поводу такого утверждения следует заметить, что в то время о портретах нигде не упоминалось, а применение настенных табличек на исходе XV столетия еще надо доказать. Так что загадка эта до сих пор не разгадана, если о появлении каких-то портретов правителей вообще можно говорить.
Управление провинциями
Прежде чем начать очень важный разговор об управлении всей империей Золотой Орды, необходимо признать, что о структуре территориальных органов власти нам практически ничего не известно. Судя по всему, в
Орде, так же как и везде, вначале было произведено создание округов по десять тысяч человек в каждом. Это подтверждают дошедшие до нас сведения о том, что в 1264 году в степных районах, расположенных севернее Крыма, управление осуществлял губернатор (по-арабски «хаким»[393]), в чьем подчинении находилось десять тысяч человек.
Более крупными территориальными образованиями, в которые, возможно, входило по несколько округов, как, например, на Волге и на Кавказе, управляли принцы. Так, Вильгельм фон Рубрук писал, что при жизни хана Бату резиденция его сына Сартака, так же как и Берке, обычно находилась за пределами Сарая.
Делать конкретные выводы на основании параллелей с территориальным устройством родины монголов, которые рассматривает Борис Яковлевич Владимирцов[394] и проводит польский исследователь Юзеф Скшипек, было бы неправильно. В источниках подчеркивается, что в Кыпчаке не наблюдалось такого четкого административного деления, как в Персии и особенно в Междуречье.
В нашем распоряжении имеются только сообщения о правителях отдельных областей, о размере которых мы можем судить только по территории полуострова Крым. Резиденция правителя этой провинции долгое время находилась в Солхате (Старом Крыму), а позже была перенесена в западном направлении в расположенные рядом с Бахчисараем Мангуп[395] и Чуфут-Кале[396]. Крым всегда управлялся собственными наместниками (по-арабски «вали»[397] или «хаким»), некоторые имена которых нам известны. Их властные полномочия являлись поистине неограниченными.
Крым, расположенный, если смотреть со стороны Волги, несколько в стороне, в силу своих географических особенностей всегда мог стать местом укрытия от гнева правителя Золотой Орды. Известно, что он являлся таким местом и для Ногая, и для Мамая, а позднее и для Едигея. Расположение полуострова было выгодным еще и потому, что здесь находились генуэзские торговые поселения, которые формально подпадали под татарскую юрисдикцию, но на самом деле серьезно ограничивали полноту власти татар на крымском побережье.
Кроме того, еще в 1400 году весьма сильные позиции в Керчи имели аланские[398] правители, с которыми татарам приходилось считаться. (Конечно, удержать свои позиции они в конце концов так и не смогли.) На склонах горного массива (в Ялте) они образовали собственную небольшую самостоятельную территорию, своеобразное государство в государстве, которое формально подчинялось как татарам, так и генуэзцам, но фактически вмешательства в свои внутренние дела не допускало. Вследствие такой своеобразной ситуации у татар в Крыму были собственные военачальники – эмиры правого и левого крыла.
Как конкретно организовывалось управление на широких просторах севернее и северо-восточнее этого полуострова, сведениями мы не располагаем. Известно только, что особую провинцию Золотой Орды вплоть до своего отделения от империи после 1360 года составлял Хорезм. До нас дошли сведения и об отправке в 1300 году двух сыновей Тохты на Дунай и в район Железных Ворот возле Дербента. Только вот, являлось ли это назначением их в качестве наместников, так и остается не понятным.
В пограничных районах с Рязанью резиденцией наместников до начала XIV века, очевидно, являлся Увек, а затем Мохши. Об этом в определенной степени свидетельствует тот факт, что монеты чеканились до 1311–1312 годов (711 года хиджры) в Увеке, а начиная с 1313–1314 годов (713 года хиджры) в Мохши. Мы можем только предполагать, что военные инстанции занимались и решением гражданских вопросов, а также что управление, правосудие и взимание налогов осуществлялось одними и теми же органами.
В городах имелись монгольские главы администраций, выполнявшие одновременно функции полицейских комендантов, так называемые даруги[399]. Они находились не столько в собственно татарских населенных пунктах, таких как Астрахань, Сарайчук или Сарай, сколько непосредственно в русских городах. Упоминания о даругах содержатся в летописях. Так, в 1262 году их, например, убили или изгнали из Ростова, Владимира, Суздаля, Ярославля и Переяславля. Но позже они туда вернулись.
Даруга был и в Москве. Его русские называли наместником или властителем. Сейчас уже невозможно сказать, явилось ли делом случая то, что великий князь Московский Василий II Васильевич встретил московского даругу в 1431 году в Орде, или на самом деле монгольские чиновники длительное или короткое время пребывали в Сарае, являясь туда по каким-либо причинам, например для сдачи годового отчета.
Как бы то ни было, даруги функционировали на Руси
