— Почему? Есть юридические конторы, которые охотно за него возьмутся. Вы могли бы работать вместе с одной из них, набираясь опыта.
— В моем возрасте? — Харлинген подался к Мюррею и медленно, напряженно заговорил: — Знаете, сколько мне лет? Сорок пять, приятель. Сорок пять.
— Ну и что? Впереди у вас еще много времени.
— Времени для чего? — спросил Харлинген. — А, вы не понимаете. Совершенно не понимаете. Неясно вам, что теперь, когда набрался смелости уйти с работы самого старого рассыльного в городе, я не могу вернуться на такую же? Вот что поставлено на карту. Это не просто вопрос ведения дела самому. Я знаю, что могу провести хорошую работу с любым делом, будь у меня такой шанс. Мне нужно — хорошо, чрезвычайно важно — получить такой шанс. Вот в чем дело.
— Для вас — да, — устало сказал Мюррей. — А мне нужно думать об интересах моего агентства.
— Это окончательно?
— Да.
Харлинген покачал обломки карандаша на ладони. Потом неожиданно спросил:
— Надеюсь, не будете против, если я свяжусь с вами по этому делу еще раз?
— После полудня я каждый день в конторе, — сказал Мюррей.
Глава 2
По окну внезапно забарабанил холодный ноябрьский дождь. Миссис Нэпп поднялась из кресла, включила верхний свет и задернула оконные шторы.
Мюррей подождал, чтобы она снова села за стол и взяла блокнот. Указал пальцем на досье Харлингена, лежавшее перед ним.
— Значит, восемь лет назад он отправил это резюме и заявление о приеме на работу в «Конвей индастиэл», просил место в юридическом отделе. Ему было отказано. Мы это знаем, потому что имели дело с «Конвей», но тут не все на виду. Держу пари на деньги против мраморных шариков, что его резюме были разосланы во многие места. И везде ему было отказано.
— Возможно.
— Вот-вот. Первые несколько раз отец, должно быть, не давал ему рекомендаций, когда он просил. Потом наш мальчик вдруг обнаруживает, что перевалил за четвертый десяток. Судите сами, насколько велика вероятность у человека на пятом десятке получить работу в «Конвей». Или в такой же организации.
Миссис Нэпп искривила губы.
— Если просите пожалеть человека, который имел хорошую должность в конторе Дж. Д. Харлингена и сознательно ушел…
— Угу. Cherchez la femme[9]. А также ищите психиатра. Миссис Харлинген изживает свои комплексы тем, что пишет дрянные стишки и печатает их за свой счет в маленьких, дорогих книжечках. Она и этот их профессор, должно быть, убедили Харлингена, что защита уголовных преступников — как раз то, что необходимо его страдающей душе.
— И что?
— Они упустили одну мелочь. За плохие стихи никто не сядет в тюрьму. Обвинение в лжесвидетельстве — дело другое.
— Это забота клиента, — сказала миссис Нэпп. — Если мы не работаем по этому делу, нам нечего расстраиваться.
— Поверьте, я не расстраиваюсь.
— Ну, если не из-за этого, так из-за чего-то другого. В последнее время вас раздражает многое, мистер Керк. Думаю, вам требуется передышка.
— Пожалуй. Рослая, стройная, белокурая передышка. С холодными глазами, но горячей кровью. Глупая, но привлекательная.
— Странно, — заметила миссис Нэпп, — что у всех мужчин ум работает в одном направлении.
— Правда? Пожалуй. Скажите, миссис Нэпп, когда вы только начали работать здесь, Фрэнк Конми заигрывал с вами?
— Неуместный вопрос, мистер Керк. И у нас еще много работы.
— Заигрывал?
Миссис Нэпп улыбнулась:
— Заигрывал. Это были времена сухого закона, поэтому мне пришлось повести его в замечательный подпольный кабачок на Восточной Тридцать девятой улице выпить после работы. Там он познакомился с моим мужем. Мистер Нэпп был барменом.
Мюррей сполз в кресле, закрыл глаза и удобно сложил руки на пряжке ремня.
— Ужасно гнетущая история, — сказал он. — Давайте лучше продолжим работу.
Была обычная пятница — сопоставляли сообщения из пригородов, давали задания, все это перемежалось бесконечными телефонными звонками, но из-за какого-то смутного беспокойства день казался бесконечным. В четыре часа Мюррей раздвинул шторы и стал смотреть на Нью-Йорк с высоты пятого этажа. Зонты, первые подарки в рождественских обертках, первый Санта-Клаус в этом сезоне, оборванец с непременным ручным колокольчиком и треногой. Мюррей прикидывал шансы попасть с высоты пятьдесят футов монетой в двадцать пять центов в кружку для подаяний, когда вошла секретарша приемной:
— Там юная особа, мистер Керк. Говорит, что пришла по поводу Арнольда Ландина.
Мюррей опустил монету в карман.
— Как она представилась, мисс Уайтсайд? Женой, сестрой или другом семьи?
— Похоже, это его невеста. — Мисс Уайтсайд обладала надменностью старших официанток из кафе-кондитерских, страстью к журналам с исповедями и вниманием к деталям. — У нее на пальце кольцо. Купленное по дешевке с камешком в полкарата.
— Что еще?
— Знаете, — сказала мисс Уайтсайд, — она очень хорошенькая.
Зрение не обмануло ее. Девушка была не просто хорошенькой, а поразительно красивой. Черные как смоль волосы, голубые глаза с длинными ресницами, румянец цвета камелии — или, подумал Мюррей, гардении. Так или иначе, было невероятно, чтобы полицейский, тупой, бесчестный нью-йоркский полицейский, обладал чем-то подобным.
Она села, поставила возле стула небольшую дорожную сумку и расстегнула пальто. Из грубого твида, про который Фрэнк Конми однажды сказал: «Когда вижу красивую женщину в такой одежде, невольно задаюсь вопросом, как, черт возьми, ей не стыдно».
— Я Рут Винсент, — сказала девушка. — Невеста Арнольда Ландина. — Она с чопорным видом сидела на краешке стула, руки сложены на коленях, словно иллюстрируя чинную позу. — Мистер Харлинген позвонил мне утром перед отъездом из города. Сообщил о разговоре с вами накануне вечером, но сказал, что, если я лично поговорю с вами — объясню положение вещей с точки зрения Арнольда, — вы можете передумать. Вот для чего я здесь.
— Понятно. — Мюррей аккуратно сложил два листка бумаги на столе край к краю. — А почему здесь не сам Ландин? С ним что-то случилось?
— Нет, Арнольд сегодня работает, а я нет. Армейский друг нашел ему работу в дешевом ресторане, но ресторан находится далеко на Лонг-Айленде, возле Ист-Хэмптона, поэтому в будни он остается там.
— Это очень неудобно для всех заинтересованных, так ведь?
Рут Винсент сдавленно сказала:
— Мистер Керк, полицейскому под подозрением нелегко найти работу. Он хватается за ту, какую удается найти.
— Совершенно верно. А где работаете вы, мисс Винсент? Манекенщицей?
Мюррей указал на дорожную сумку, и девушка бросила на нее взгляд.
— Ах это. Нет, там записи, которые я делала в библиотеке. Я учительница.
— Учительница?
— Да, — твердо ответила Рут Винсент.
— Извините, я не хотел…
— Понимаю. Хотели польстить, но не получилось.
— Это должно было прозвучать лестно.
— Почему? Вы льстите всякий раз, когда в кабинет входит женщина,
