Пять часов спустя колонна джипов, выйдя из города, рванула на Казань по все еще поддерживаемой в хорошем состоянии трассе – через Татар-базар и дальше.
Майор Новик – сам себя он называл полковником, хотя и оставался в майорском звании, – напряженно думал о том, что будет дальше.
Он ни разу не сомневался в том, что впереди большая кровь. Понятное дело, зашли наскоком – раньше это рейдерский захват назывался, но долго так продолжаться не будет. Свои, менты, смотрят волком – у них свои интересы, свои точки. А он знал, как будут рвать, потому что сам рвал…
Он Ягафарову говорил – не надо хлебало на чужое разевать. Возьмем Камбарку, Нефтекамск, что получится – и пока все. Нельзя у людей кусок отнимать – пострадаешь реально. Так нет…
Московские жрут в три глотки, и Ягафаров с ними. А аппетит во время еды приходит. И забываешь, что большим куском можно и подавиться. Наверху договорятся, да и не достать их, а что касается их…
Положат в случае чего первыми – их.
Новик достал планшет – пока не забыл. Надо пару мыслей записать, пока едем, чтобы не забыть. Начал тыкать по клавишам…
Машину тряхнуло.
– Осторожнее, ипать!
– А, фак…
– Чего?!
Машина сбавила скорость.
– Кирпич по дороге рассыпал кто-то…
В головном УАЗе, бронированном, лобовое стекло вдруг влетело, вломилось внутрь всей своей планидой вместе с пулей калибра 12,7. Машину мотнуло.
– Чо…
…
– Атас!
Новик на автомате выдернул пистолет, машина еще катилась – и вдруг со всей силы хватили по кузову, птицей взлетел вверх капот…
– Из пэтээра мочат!
Густо зацвикали пули, Новик вывалился из машины, не дожидаясь, пока она полностью остановится, больно ударился, попытался встать… и тут идущая следом машина проехала по ноге, впечатав лодыжку в асфальт…
– А-а-а…
Майор заорал, будто стремясь выкричать дикую боль, в то время как от автобусной остановки, бетонной, стреляли и с горки стреляли. Вокруг – беспорядочно стреляя, пыталась вырваться из засады колонна…
Он понимал – всё…
Он пополз. Ноги как будто не было, боль накатывала волна за волной, но он полз к обочине, полз упорно.
Надо ползти. По фиг всё, надо ползти…
Больно. Но надо ползти…
Майор так и полз… пока не уперся в чьи-то ботинки…
Посмотрел.
– Ты…
– Я.
…
– Ягафаров – где?
– В п…де на самом дне!
– Ладно. Бывай.
Пистолет грохнул – и больше Новику не надо было ползти. Больше ему уже ничего не надо было.
БТР перекрыл дорогу, пропускали по одной полосе. На другой стороне дороги, носом к Казани, задом к Ижевску, стояла вереница машин. Работала следственная группа.
Кто-то просто курил, стоя в сторонке и ожидая результата.
Следак что-то писал в большой тетради… раньше все на диктофон, потом перегоняли. А теперь и бланков то для протоколов ни хрена нет, на чем придется, на том и пишут. Да и кому это…
Эксперт подошел…
– Товарищ…
– У вас начальник есть. Ему докладывайте.
– Виноват.
Но сам не ушел, остался.
Огнестрельные… баллистику надо назначать и трасологию… как минимум три разных ствола.
Хорошо поработали…
– Товарищ полковник…
По обочине, оскальзываясь – утром дождь был, – бежал кто-то из УГРО.
– Там… Трошков.
– Что значит – там Трошков?
– Убитый!
Попцов приехал не первым – от Воткинского шоссе гнать долго. Прокурорские первыми успели.
Трошков лежал на спине, его сфотографировали, потом осторожно перевернули. Одна пуля в затылок, разворочено все. Похоже, не перемещали.
Бывший подчиненный. Еще с учебки друг друга знали. С милицейской школы.
Твари…
– Убрали информатора? – вслух поинтересовался прокурорский. – Платить не захотели.
У полковника Попцова потемнело в глазах, рука сама упала на пистолет.
– Убью!
Навалились, со всех сторон, за руки схватили.
– Товарищ полковник, нельзя же… успокойтесь.
– Убью… крыса канцелярская…
– Люди же…
– Убью…
Прокурорский от греха подальше смылся. На дороге тормознули еще две машины – эфэсбэшники.
– Убью гада…
Бывшая Россия
Граница Удмуртии и Кировской области, лес
В России есть много глухих мест, но главные из них – не в Сибири, как кто-нибудь думает.
Ведь глушь – это не просто глушь. Не просто тайга, как в Сибири, или пустота, как на Севере. Куда более страшная глушь – это те места, которые раньше были как-то обжиты человеком, а потом им были покинуты. Или кто-то остался – один из десяти. Вот это – настоящая глушь, с покосившимися избами, уходящей в никуда ниткой узкоколейки и брошенными трелевочными тракторами да зонами, тоже брошенными.
Это – по-настоящему страшно…
– Хъа, хъа, къамал дац. Дик ду[6].
Пожилой, но все еще крепкий человек с жестким, словно вырубленным из камня гор лицом передал гарнитуру рации молодому парню, который постоянно был при нем, привычно погладил висящий на боку «МP5SD».
– Работаем…
Несколько кавказцев – пожилой был у них старшим, – сверившись с картой, углубились в лес. Перед тем как уйти, один из них оставил рядом с машинами ловушку из гранаты…
Лес…
Лес был знаком пожилому, как и любому чеченцу, но не русский лес. Русский лес сырой, там нет черемши, которую собирают все чеченцы и которая стала одним из национальных блюд, но тут есть грибы. Как и почти все пожилые чеченцы, этот не ел грибов. Потому что в ссылке, которую их народ отбывал в Средней Азии, они во многом приняли местные обычаи, а там грибы не едят, потому что грибы носят такое же название, как и конские гениталии. Но сейчас такое время пошло, что и свинину есть будешь, и грибы только так полетят.
Подлое время…
Идти по русскому лесу тяжело. Он сырой. Папоротника много, заросли целые. Есть и орешник – орехи есть и в чеченском лесу, если ушел в лес – тоже можно покушать, если совсем нечего есть.
Впереди просветлело – дорога или еще чего…
Ваха, их проводник и снайпер, залег у края опушки, смотря на мир через оптический прицел автоматической G3, лежал какое-то время, затем показал палец. Не средний, большой…
Мегар. Можно.
Чеченцы редкой, волчьей цепочкой пересекли прогалину с разбитой и заросшей дорогой и идущей в никуда заржавевшей веткой узкоколейки.
Пожилой подумал – все-таки они с русскими чем-то да похожи. И те и другие ищут спасения в лесу, только у чеченцев земли – вот столечко, как и леса, как и всего, а у русских столько, что за всю жизнь не обойти. И зачем тогда русским их земля?
Аллах знает.
Хотя сейчас разницы нет никакой. Нет больше ни чужой земли, ни своей земли, ничего. Есть только тяжкая кара Аллаха, и то, что она поровну легла и на неверных и на правоверных, свидетельствует лишь о том, что Аллах не поверил в искренность их веры и наказал их так же тяжко и страшно, как неверных…
Да и как иначе могло
