– Инцидент исчерпан, граждане! – решительно объявил кондуктор. – Следующая остановка – «Дружная Семья»!
У Офелии все еще звенело в ушах. Она взглянула на Блэза, и тот безнадежно пожал плечами:
– Вот видите, miss Евлалия, я же говорил вам, что приношу несчастье.
Девушка встала, пытаясь удержать равновесие в качавшемся составе. В дальнем конце вагона кондуктор собирал осколки разбитого диктофона. А ей все еще чудился призыв: «Смерть цензорам!»
– Скажите, miss Сайленс – она ведь была цензором?
Блэз недоуменно поднял брови, такие же тусклые и взъерошенные, как его волосы.
– Что? Да, но… well… вы же не думаете…
– Я еще не знаю, что думать, – торопливо прошептала Офелия, стараясь говорить как можно тише. – Но в одном я абсолютно уверена, месье Блэз: вы не виноваты в том, что случилось с miss Сайленс и профессором Вольфом. Более того, я поняла, что мне очень-очень повезло встретиться с вами в этом трамаэро.
Блэз вытаращил глаза; его губы дрожали, как слабый огонек свечи.
– Я впервые в жизни слышу от кого-то такие слова.
– «Дружная Семья»! – объявил кондуктор.
Офелия пожала руку, учтиво протянутую Блэзом, хотя ей мешали просторные мужские перчатки.
– Я твердо решила попасть в группы чтения, – объявила она ему. – Так что мы скоро встретимся в Мемориале. А пока будьте осторожны и поразмыслите над тем, кто на самом деле убил miss Сайленс.
Выйдя на причал, Офелия проводила взглядом трамаэро, взмывший в небо. Стоило ему покинуть ковчег, как дождь прекратился.
«Я не должна, – подумала девушка, изо всех сил стараясь призвать себя к благоразумию, – не должна водить дружбу с работником Мемориала. Это рискованно. Это попросту опасно!»
Но в глубине души она понимала, что жалеть о содеянном уже слишком поздно, да и не нужно: теперь она чувствовала себя не такой одинокой.
Добро пожаловать!
Механические руки, похожие на щупальца, проворно сновали вокруг директорского кресла, сортируя документы «Дружной Семьи». Их неустанное мельтешение подчеркивало удивительную неподвижность Елены, сидевшей за монументальным мраморным столом. Великанша изучала документ, зажатый в ее тонких паучьих пальцах.
Офелии казалось, что ожидание приговора длится уже целую вечность. Она перевела взгляд на настольную лампу, испускавшую слабый, нерешительный свет. Во время предутренних нарядов девушке пришлось вывинтить и ввинтить столько лампочек, что сейчас у нее прямо руки чесались заменить и эту.
Но тут ее заставил вздрогнуть замогильный голос Елены:
– Судя по рапорту Леди Септимы, вы соблаговолили проявить некоторые усилия за время вашего трехнедельного испытательного срока.
Офелия с трудом удержалась от возражений, рвущихся у нее с языка. Лично она не назвала бы «некоторыми усилиями» двести часов усердных занятий, не считая хозяйственных нарядов, но ладно, пусть будет так.
– Я старалась как могла, мадам.
Елена оторвалась от чтения рапорта и подняла голову с огромным носом. Сидя в центре балета механических конечностей, она напоминала одну из тех древних многоруких богинь, полуженщин, получудовищ, чьи скульптурные изображения до сих пор виднелись на самых старых стенах Вавилона.
– Старались как могли… разве этого достаточно? Леди Септиму также не очень впечатлили ваши экспертизы. Вы увлекаетесь субъективными свойствами предметов, но история – наука, требующая точности. Нам не нужен сентиментальный флер, нам нужен контекст. Вы добились хороших результатов, я прочла об этом в вашем личном деле. Однако виртуоз не должен быть хорошим в своей области, он обязан быть превосходным. – Неожиданно рот Елены, широкий и зубастый, как пасть акулы, растянулся в довольно-таки устрашающей улыбке. – Успокойтесь, юная особа, ваше сердцебиение отдается у меня в ушах.
– Я обязательно стану превосходным специалистом, – пообещала Офелия, тщетно стараясь унять бурно колотившееся сердце.
– Хочу задать вам два вопроса, стажер Евлалия. Вот первый: что вы усвоили за три недели испытательного срока?
Офелия была разочарована: она ожидала чего-то более конкретного. И начала мысленно составлять, одну за другой, красивые фразы, прикидывая, какая из них понравится больше всего, но Елена тут же резко прервала ее размышления:
– Не думайте, отвечайте сразу, совершенно искренне, не тратя лишних слов. Итак, что вы усвоили?
– Что я ничего не знаю.
Это заявление спонтанно вырвалось из груди Офелии. Оно не совсем точно выражало то, что ей хотелось сказать, но Елена не дала ей возможности объясниться подробнее и тотчас задала второй вопрос:
– Почему вы решили стать предвестницей?
– Я… На самом деле я думала…
– Почему?
Сейчас голос Елены прозвучал еще более мрачно, чем до этого.
– Чтобы мои руки послужили делу истины.
– Делу истины, – повторила Елена. – Разве не уместнее было бы сказать: «Послужили городу»?
Офелия на миг задумалась, понимая, что ей дают возможность исправить ответ, но все же решила слушаться своей интуиции. Елена не походила на Поллукса. Елена не была марионеткой Леди Септимы и Светлейших Лордов. Елена мыслила самостоятельно и так же самостоятельно принимала решения.
– Вы просили отвечать искренне.
Директриса наставила свой зрительный аппарат на Элизабет, стоявшую навытяжку у двери и такую безмолвную, что Офелия забыла о ее присутствии.
– Напомните мне, кто вы.
– Я… я командир второго подразделения роты предвестников, Milady. И координатор групп чтения.
Офелия, не удержавшись, бросила на Элизабет удивленный взгляд. За три недели их знакомства она впервые уловила в ее голосе некоторое смятение. Хотя внешне все было прежним: то же невозмутимое лицо, болезненно-бледное под россыпью веснушек, те же тяжелые полуопущенные веки сомнамбулы.
– Ваш статус мне известен, – бросила Елена. – Иначе вы не присутствовали бы при нашей беседе. Я хочу услышать имя.
– Элизабет.
Эти четыре слога, произнесенные каким-то натужным голосом, укрепили первое впечатление Офелии. В них прозвучало что-то похожее на панику.
Елена нажала несколько кнопок на стоявшем перед ней пульте, и механическая рука, развернувшись, тотчас подняла крышку секретера, стоявшего в глубине комнаты. Офелия с изумлением увидела там гигантскую книгу с толстыми, словно кожаными страницами.
Нет, не книгу, а Книгу – с большой буквы. Книгу Елены.
Но механическая рука взяла не ее. Она открыла один из многочисленных ящичков секретера и, вынув оттуда журнал, положила его на стол.
– Хорошая организация – помощник плохой памяти, – не без иронии пояснила Елена, листая журнал. – Элизабет, Элизабет, Элизабет… Да, вот оно: бесправная, виртуоз. Специальность – базы данных. Постойте-ка, это вам я обязана моей личной информационной системой? Да-да, кажется, я теперь вспомнила, – объявила она, закрыв журнал. – Значит, я могу положиться на ваше суждение. Как вы считаете, присутствующая здесь ученица может представлять интерес для групп чтения?
Долгая пауза, которая последовала за этим вопросом, привела Офелию в полное уныние. Если ее прием в «Дружную Семью» зависел от мнения Элизабет, не стоило ждать ничего хорошего. Их руководительница нечасто отвлекалась от своих алгоритмов, чтобы изучить курсантов, порученных ее наблюдению. Фанатичная преданность городу и Мемориалу делала
