Выбросив эти мысли из головы, Офелия вошла в зал для посетителей. Огромные витражи превращали солнечный свет в радугу. Отражаясь от выложенного плиткой пола, цветные блики рассыпались среди перистых листьев пальм и пронизывали воду в бассейнах с рыбками. Умиротворяющая атмосфера здешнего уголка заставляла забыть о беснующихся снаружи ветрах, от чьих порывов содрогалась вся стеклянная конструкция.
На скамейке, прижав колени к груди, съежилась Медиана. Глаза ее были широко открыты. Однако когда Офелия подошла и села рядом, она даже не отреагировала на знакомое позвякивание крылышек предвестников.
– Здравствуй.
Медиана не ответила.
Сначала Офелия подумала, что она рассматривает витраж напротив скамейки, но потом поняла, что глаза Медианы совершенно неподвижны. То, куда смотрела девушка, находилось внутри ее самой. Широкая, не по размеру, пижама делала Медиану совершенно неузнаваемой. Ее мышцы истаяли, остались только кожа да кости. Куда делась ее сила? Куда исчезли изящество и самоуверенность? Свет, проходивший через витраж, играл на блестках, покрывавших ее лицо. Обилие красок в сочетании с пустым взглядом выглядело почти кощунственно.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Офелия с трудом искала подходящие слова.
– Тебе наверняка интересно узнать, кто прислал меня сюда. Ты так стремительно исчезла из Школы… и оставила после себя много вопросов.
Медиана по-прежнему молчала. Обхватив руками колени, она, словно каменная химера, продолжала взирать в пустоту.
– Ты знаешь, что по-прежнему портишь мне жизнь? – тихо произнесла Офелия. – Твои кузены не дают мне расслабиться. Ты, наверно, пошутила, когда сказала, что они тебя ненавидят. Поверь мне, они заставляют меня дорого платить за то, что я заняла твое место.
И снова никакого ответа.
Офелия оглянулась. Они были одни, но ей постоянно казалось, что кто-то смотрит ей в спину.
– Что произошло в туалете Мемориала? – шепотом спросила она. – Тебя хотели убить?
И опять тишина.
– Мне очень надо все узнать, – настаивала Офелия. – Ты можешь что-нибудь сказать мне о книге? О книге Е. Д.? – добавила она, вглядываясь в бесстрастное лицо Медианы. – Об «Эре чудес»?
Прежнее молчание. Офелия вдохнула побольше воздуха: оставалось открыть последнюю карту.
– Бесстрашный поручил мне сказать тебе: «Кто сеет ветер, пожнет бурю». Это он довел тебя до такого состояния?
Она внимательно наблюдала за реакцией Медианы в надежде, что хотя бы имя возмутителя спокойствия произведет на нее впечатление, – но та даже бровью не повела. И, словно она уже перестала быть живым человеком и превратилась в труп, на ее нижнюю губу уселась муха. В свое время Офелия пообещала себе никогда не жалеть Медиану, особенно после ее махинаций и шантажа. Однако от нынешнего ее вида девушке стало не по себе.
– Значит, так? – поддразнивающим шепотом произнесла она. – Собираешься провести остаток жизни, сидя на скамейке в пижаме? Ты же мечтала стать предвестницей, хотела все знать. Прежняя Медиана уже занималась бы поисками новой тайны.
– Miss Евлалия!
На другом конце зала приоткрылась дверь, и девушка в сари, широко улыбаясь, произнесла:
– Sorry, miss, пять минут, отведенные на посещение, истекли.
Офелия нехотя поднялась со скамейки. По крайней мере, хотела подняться, но Медиана внезапно вцепилась в ее пиджак. Выражение лица студентки осталось прежним – те же широко раскрытые глаза, смотрящие в пустоту, то же сведенное судорогой тело, – и только губы прошептали:
– Другой.
– Что ты сказала?
Наклонившись к Медиане, Офелия попыталась поймать ее взгляд. Но единственное, что она увидела в глазах девушки, был страх, страх настолько всепоглощающий, что у нее самой внутри все похолодело.
– Другой… есть другой…
– Другой кто?
Вместо ответа Медиана отпустила ее и снова застыла в молчании.
– Miss Евлалия! – снова раздался звонкий голосок девочки. – Посещение окончено!
Офелия пришла в Наблюдательный центр девиаций за ответами. Когда же она уходила, у нее появился новый вопрос: кто он, этот другой? Спускаясь по широкой мраморной лестнице к бельведеру, служившему остановкой трамаэро, она поняла одно: и Медиана, и miss Сайленс, и профессор Вольф были чем-то смертельно напуганы.
За перилами бельведера начиналась пустота, поэтому ветер ярился на остановке с особенной силой, вздымая плотные вихри пыли, забивавшей уши и застилавшей глаза. Воздушные поезда ходили тут редко – Наблюдательный центр девиаций явно не был популярен у жителей Вавилона. Чтобы дождаться трамаэро, пришлось набраться терпения. Но Офелия чувствовала, что ее терпение иссякает. Как только она переставала действовать, ее начинали одолевать гнетущие мысли.
Наше сотрудничество окончено.
Торн оттолкнул ее. Словами и когтями. Офелия чувствовала себя такой же высохшей, как пыль, что обжигала глаза. Ей недоставало его. Ей всегда его недоставало, даже когда она находилась с ним рядом. Она не сумела сохранить свое место сотрудницы, не поняла, чего он на самом деле хотел. Надеялась получить от него то, чего он больше не мог ей дать. Тем не менее девушка все еще цеплялась за начатое расследование и, разыскивая книгу, в сущности, продолжала искать внимания Торна.
Офелия взяла себя в руки. Сквозь пылевой вихрь, запорошивший стекла очков, она увидела чей-то силуэт, возникший на перроне. Наверное, еще кто-то ожидающий трамаэро. Однако ей показалось, что этот человек упорно смотрит в ее сторону. Неожиданно он быстрым шагом двинулся к ней. Тут только Офелия осознала, что рядом – прόпасть. Молнией промелькнула мысль: со всеми, в чьи тайны она пыталась проникнуть, случилось несчастье. Страх Медианы, страх miss Сайленс и страх профессора Вольфа стали ее собственным страхом.
– Что ты здесь делаешь?
Несмотря на завывание ветра, Офелия узнала этот недоверчивый голос. Он принадлежал Октавио – это его силуэт вырисовывался напротив нее. Спасаясь от ветра, юноша натянул на голову куртку и сразу стал смотреться выше своего роста. Его дар визионера помог ему, невзирая на плохую видимость, распознать Офелию.
– Ты следила за мной? – раздраженно спросил он. – Что тебе от меня надо?
– Успокойся. Я навещала Медиану. А ты?
Повисла напряженная тишина, потом он произнес:
– Только не говори моей матери, что видела меня здесь.
Его слова звучали как приказ, однако в голосе Октавио слышалась уже не вражда, а тревога.
– Ты требуешь от меня, чтобы я солгала? Мне казалось, что честность на Вавилоне является гражданским долгом.
Офелия больше кашляла, чем говорила; при каждом вдохе она заглатывала все больше пыли. Услышав скрежет колес вставшего на рельсы трамаэро, девушка встрепенулась. Гигантские крылатые химеры, восседавшие на крышах вагонов, несмотря на бурю, вели себя на удивление спокойно.
Офелия и Октавио вошли в вагон, заняли места на скамье и несколько минут молча, не глядя друг на друга, стряхивали пыль с одежды. В вагоне сидел еще один пассажир, но он спал так крепко, что с него даже свалился
