Остатки здравого смысла подсказали, что долговязый, грязный и оборванный, да еще заросший месячной бородой детина ни грамма не похож на розовощекую девочку в белом передничке и красной шапочке. То есть доверия своим видом не вызывает. Да и про финнов в СССР поговаривали всякое — и что пять тысяч русских расстреляли в Выборге в 18-ом,[187] и что в 21-ом проклятые шюцкоровцы[188] как раз в этих краях войной пошли против "молодой советской республики",[189] а успокоились только вдосталь умывшись кровью. Поэтому вылезал я из леса, не торопясь, избегая делать резкие движения и, как часто показывали в американских боевиках, с широкой улыбкой и заранее поднятыми руками.
Увы, ни немецкого, ни русского, ни английского или французского языков бравые финские вояки почти не разумели. Но после отдельных международных слов, жестов и энергичной пантомимы о долгом пути с Соловков (данный топоним им оказался хорошо знаком), ребята реально прониклись. Даже не обыскали, лишь угостили сказочно вкусным сэндвичем с черничным вареньем и показали жестами куда двигаться.
Пара часов ходьбы до небольшой деревушки при пограничной заставе, и вот в моем распоряжении настоящая баня! С наслаждением, впервые за два последних года я отмылся горячей водой с белым мылом, с немалыми мучениями и порезами, но все же уничтожил бороду и усы одолженным ретростанком Gillette со сменными пластинками-лезвиями (оказывается, тут это совсем не редкость в отличие от Советского Союза), выстирал белье и в виде, отдаленно похожем на человеческий, стал ждать развития событий.
Скоро в предбанник вошел какой-то благодушный финн в неожиданных ярко-желтых кожаных сапогах, потрепал меня по плечу, весело улыбнулся и пригласил жестом за собой.
"Небось, отведут в местное КПЗ", — мелькнуло у меня в голове. — "Только почему без вещей"?
Между тем на заставе дело явно шло к ужину. Невдалеке, на веранде уютного домика начальника охраны, стоял укрытый полотняной скатертью стол, в центре которого парил огромный открытый пирог из мелкой рыбы. Рядом под расшитым вручную полотенцем томилась кастрюля с каким-то варевом, на деревянной тарелке высилась стопка блинов или больших лепешек. С краю притулилась пара кувшинов с молоком и какие-то мелочи. Простенько по меркам 21-го века, но, черт возьми, после трех последних дней, которые пришлось провести на подножном корме в совершенно буквальном смысле этих слов, я был бы рад любому сухарю. Увы, пока мне оставалось лишь отвернуться, чтобы не травить лишний раз душу.
К моему несказанному удивлению, меня провели именно к этому столу и любезно пригласили сесть. Наверно хозяева догадывались, как опасно оставлять человека из леса рядом с едой, поэтому буквально через несколько минут за трапезой собралась вся застава, то есть полтора десятка мужчин, женщин и детей. Все улыбались мне, пожимали руку, говорили по большей части непонятные, но явно доброжелательные слова, и никто не намекнул ни интонацией, ни движением, что я зека, неизвестный подозрительный беглец, может быть, преступник.[190]
Признаться, ровно до сей поры у меня в голове гнездился страх, что продержат денек-другой, дождутся злой директивы от начальства, да погонят под прицелом обратно к границе — сбагрить мою ни разу не ценную персону советским коллегам на расправу. Если не проще — бездонных болот в Карелии хватает и по эту сторону границы. Даже прикидывал чрезвычайный план объяснения или сопротивления. Но тут, за столом, я окончательно и бесповоротно понял: не выдадут.
Наверно, мне следовало переполниться чувствами радости, толкнуть полную пафоса речь, вытереть скупую мужскую слезу с уголка глаза или сделать еще что-нибудь киношное. Вместо этого в сознании отложилась некая пустота. Как у художника, который успешно и в срок завершил тяжелую и даже опасную роспись купола огромного храма. Позади этап длинной работы. Вот только стены… Они все еще стыдливо белеют обнаженной штукатуркой. И каждую предстоит превратить в такое же сложное и законченное творение души и разума. Получится ли? По силам ли задача? Смогу ли я отдать свой долг?!
Тем временем хозяйка успела налить каждому в тарелку густого рыбного супа со сливками.
"Обо всем этом я подумаю завтра!" — вооружаясь ложкой и укрепив силу воли для поддержания человеческой скорости потребления пищи, я отбросил прочь все сомнения ради страшно простого, и в то же время куда более актуального вопроса: "Интересно, как тут насчет добавки?".
9. Хождение по мукам
Хельсинки, лето 1928 года (24 месяца до р.н.м.)
— Could I have the final straw? — с раздутой вежливостью поинтересовался я.
— Биереги твоего вирблюда, — засмеялся коренастый грузчик-швед,[191] подталкивая мне на спину последний мешок.
Нашелся же юморист на мою голову… Но грех жаловаться всерьез, лингвистическое разнообразие среди рабочих в порту Хельсинки очень удобно, а уж в "Артели русских грузчиков"[192] тем более. Пусть от славы тружеников-интеллигентов через шесть лет после основания осталось лишь название; тут порой плохонько, но говорят на трех-четырех языках. Пользуясь такой возможностью, кроме естественного русского я старался придерживаться одного лишь английского, уверяя всех встречных и поперечных о великой мечте: перебраться в Штаты. Знание же немецкого и французского на всякий случай скрывал.
Хорошо и другое: контейнеры пока не изобрели, поэтому заказов нам хватает с лихвой. И платят, в общем-то, неплохо, три финских марки в час, что составляет при пересчете через золото пятнадцать французских франков или американский доллар с центами.[193] Таскать мешки, ящики и бочки позволено сколько угодно долго, поэтому привычные лагерные двенадцать-тринадцать часов работы в удачный день дают более тридцатки на руки. Не великое состояние, однако такой уровень, хотя и без излишеств, позволяет жить не только одинокому парню, но и молодой семье.
Сытный обед с большой кружкой разрешенного законом двухградусного пива стоит три марки. Не новый рабочий комбинезон для грузчиков, то есть со специальным плотным капюшоном, обошелся в пять монет, ношенные, но добротные высокие ботинки темно-рыжей кожи с антитравматическими стальными оковками носков — десять. Отдельной строкой у меня идут затраты на роскошь, то есть миниатюрную меблированную комнату с уборкой, завтраками и сменой постельного
