Чего не сделаешь, чтобы не разочаровывать родственников. Даже членские взносы каждый месяц начнешь платить, лишь бы дома не догадались, что единственный в их семье человек с высшим образованием уже год безуспешно пытается осчастливить всех ручных драконов королевства. Но пока только одного чуть собственными рученьками до смерти не закормил. Бедняжка Поппи, надеюсь, что его… кхм… ее… откачали.
— Заступничек, значит, пожаловал, — процедил сквозь зубы капитан.
Жаль, не сплюнул на пол, тогда бы его можно было обвинить не только в грабеже, но и в запоганивании чужого имущества. Но, видимо, у меня так алчно блеснули глаза за круглыми очками, что он громко сглотнул слюну, и на шее, над завязкой плаща, дернулся выпирающий кадык. Мол, мы тоже не пальцем рисованы.
Надо было с чего-то защиту начинать. Начала с того, что поправила на носу очки и выгнула бровь.
— Позвольте повторить вопрос — по какому праву вы уносите из заведения «Душевное питье» алхимическую установку для проведения учебных опытов?
«Чего?!» — выразительно отразилось на лицах абсолютно всех участников драмы. Я сама не очень поняла, что сболтнула, но слово — не воробей. Слава святым угодникам, мне поддакнула матушка:
— Именно! Да! Алхимическую установку.
— Это же запрещенный самогонный аппарат! — возмутился самый молоденький страж.
И тут настал мой звездный час. Вернее, звездный час наставницы Ру, выдававшей по сто раз за занятие по правам благородных девиц: «Чем докажете?»
— Нам пришло письмо! — выпалил оппонент, но, увидев, как у старшего посерело лицо, моментально прикусил язык и покрепче прижал к груди медные трубки самогонного аппарата.
— Неужели? — улыбнулась я, немедленно почувствовав, как под ногами перестает плыть пол. — Покажите мне предписание, что вы имеете право конфисковать чужую собственность по бездоказательному доносу.
С пафосным видом я протянула раскрытую ладонь, требуя бумагу. Обычно такими мелочами городские стражи пренебрегали, чтобы лишний раз не досаждать мировому судье. По слухам, господину раздражительному и ненавидевшему, когда его тревожили ради каких-то там самогонных аппаратов.
— Тьфу! — сплюнул капитан.
Я уже хотела объявить, что за опоганивание чужого имущества напишу жалобу, но он быстро протер пол подошвой и с грохотом водрузил колбу на стол. От вопиющей непочтительности к частям разобранной «деточки» отец чуть за сердце не схватился.
— Господа стражи, поосторожнее с чужим имуществом! — Осознав, что противник разгромлен всухую, матушка поднялась из-за стола и вальяжной походкой направилась к стражам.
— Извините за беспокойство, уважаемая…
— Законопослушная! — наставительно указала она.
— Уважаемая законопослушная хозяйка, — процедил сквозь зубы капитан и смерил меня нехорошим взглядом. — Где ж вас, таких умных-то, только учат?
— В институтах благородных девиц.
Блюститель порядка скептически изогнул бровь. Видимо, под розовым ободком, мятым платьем и разноцветными туфлями благородство во мне распознать было сложновато.
«Непреодолимые обстоятельства» наконец вышли из трактира. Всей семьей, прячась за занавесками, мы проследили, как они загружаются в черную карету. Напоследок капитан бросил в сторону заведения, располагавшегося в бревенчатом, еще дедом Амэтом построенном, доме, нехороший взгляд.
— Точно хочет вернуться, — буркнула Летиция.
— Святые угодники, думал, что потеряю свою деточку! — просюсюкал отец, оглаживая забытую на столе колбу.
— Старый дурень! — рявкнула мачеха и отвесила мужу смачный подзатыльник.
— За что? — вжал он голову в плечи.
— Говорила же, ставь дома в погреб! А ты: «Виски любит воздух, виски любит воздух!» — передразнила она и протянула ко мне руки, призывая в теплые материнские объятия: — Иди ко мне. Цветочек. Выступила ты прекрасно, но могла бы причесаться.
— Не успела, — позволила я расцеловать себя в две щеки.
— Кстати, — матушка посмотрела мне в лицо, — а кто был тот мужчина?
В трактире наступила пронзительная тишина. От любопытства даже дядька Невиш и кухарка Олив высунули носы из кухни. С вороватым видом я громко вымолвила:
— Слушайте, так есть хочется. Накормите судебного заступника?
Все дружно посмотрели на Олив.
— Сейчас яишенку сварганю, — всплеснула она полными руками.
— Не надо варганить, — жалобно попросила я. — Просто пожарь.
Ела, как смертник перед казнью. В смысле сидела за столом, а с другой стороны, едва поместившись на лавке, за мной пристально наблюдали родственники. Как будто считали каждый проглоченный кусок, и завтрак закономерно застревал в горле. Никакого удовольствия!
Глядя на мое семейство, вовек не догадаешься, что именно я родилась с фамилией Амэт. Яркая и черноволосая, как цыганка, Эзра пошла в Летицию, низенькая полненькая Арона походила на моего отца, будто кровная дочь, и только я казалась родственницей швабры. Высокая, худая и с невыразительными формами. В детстве мачеха думала, что меня прокляли, потому что поесть любила я, а округлости копились у Ароны.
— Что? — пропыхтела я с набитым ртом.
— Он сказал, что вы сослуживцы, — начала Летиция.
— Сослуживцы? — Аппетит мигом пропал, а сердце бухнуло в желудок и стало оттеснять глазунью обратно к горлу. С преувеличенной осторожностью я отложила вилку и отодвинула тарелку.
— Да, — подтвердила мачеха. — Представительный такой, в дорогом костюме. Сразу видно, что судебный заступник. И карточка красивая.
— Красивая карточка, несомненно, важна, — поддакнула я, чувствуя, что в горле неприятно пересохло. — А можно ее посмотреть?
— Он тебе, что ли, не показывал? — сощурилась мачеха.
— Хочу сравнить, у кого лучше бумага.
Она полезла в шикарное декольте и вытащила несколько помятый белый прямоугольник. Я взяла визитку в руки и вдруг почувствовала, как задергалось нижнее веко на правом глазу.
— Худой он очень, — вздохнула Арона. — Красивый, но худой.
— У тебя все худые, кто весит меньше двухсот фунтов, — насмешливо прокомментировала Эзра.
— Держись от него подальше, — нравоучительно заключил отец, — потому что приличный мужчина так девицу через порог родительского дома переносить не будет!
— Как?
— На плече! Как мешок картошки!
— Мешок картошки? — переспросила слабым голосом и принялась с жадностью хлебать воду.
На глянцевой дорогой карточке я увидела герб родной конторы и имя, каким пугали стажеров. Таннер ди Элрой. Другими словами, я была обречена.
Моя
