– Прямо под носом у северян… – заметил сталкер.
– И под боком у нас. Выяснить, что затеяли зеленожопые, можно только одним способом. Разведка.
– И я уже догадался, кого туда решено послать. В наказание за дезертирство. Только хрен вам, товарищ капитан, – осклабился Псарев. – Мы на Пискаревку не потащимся. Дураков нет. Слышал я байки про те края. Не-не-не. Не пойдем.
– Почему «мы»? – лицо Гаврилова вновь стало таким же жестким, а взгляд – таким же ледяным, как в начале их встречи. – Ты, ты туда пойдешь, сын казачий. А дружок твой тут останется. Вернешься – отпущу Кирюху на все четыре стороны. Ну, а не вернешься… – тут капитан замолчал и зловеще ухмыльнулся.
– Ну ты и гад… – выдохнул чуть слышно сталкер Псарев.
Вопрос, за что вчерашний старлей получил повышение по службе, задавать больше не имело смысла.
Ход Гаврилова был тонким и очень хитрым. Ни за что на свете Игнат Псарев не бросил бы на произвол судьбы единственного друга. Пес до сих пор не мог расстаться с мыслью о спасении Бориса Молотова, которого все остальные давно записали в «двухсотые». Что уж говорить о живом товарище, заточенном в тесную темную камеру!
Капитан поймал себя на мысли, что злые искорки, вспыхнувшие в глазах Псарева (или это ему почудилось?), не сулят ничего доброго. Игнат был по-настоящему страшен в гневе. Сейчас же это был даже не гнев, а первобытная ярость дикого хищного зверя. Гаврилов поежился. Псу необходимо было бросить аппетитную косточку, чтоб хотя бы немного задобрить, обуздать нечеловеческую злобу.
– Кстати, по поводу Молота, – добавил капитан, стараясь не смотреть в глаза сталкеру. – Есть предположение, что он все-таки ушел к северянам. Мы же не нашли трупов. Значит, Борис, Ленка и Будда все-таки вылезли на поверхность. А вентшахты могло и потом завалить…[6] Логично?
– Логично, – чуть слышно отозвался Игнат, не сводя с командира хмурого взгляда. Однако градус ненависти постепенно спадал. Желание набить Гаврилову морду уступало место любопытству.
– Но что им делать в городе? Как выживать на руинах? – продолжал рассуждать капитан. – Ни в городе, ни на островах выжить нельзя. Значит, куда-то ушли. На голубой линии их никто не видел. Ни на Черную речку, ни на Петроградскую они не спускались. И у джигитов не объявлялись, мы проверили. А на Проспект Просвещения Молот и сам бы не сунулся. Чай, не дурак.
– Не дурак, – эхом отозвался Пес.
– Значит, что остается? Или назад, к нам. Или к Ратникову. Я других вариантов не вижу, – проговорил Гаврилов и, наконец, решился снова встретиться взглядом с Псаревым. С огромным облегчением капитан отметил, что зверь, на короткое время пробудившийся в бывалом сталкере, скрылся. Уполз в свою берлогу. Перед офицером армии Альянса сидел простой парень. Тертый, матерый, побитый жизнью. Но обычный человек, не зверь. А с человеком вести диалог гораздо проще.
– Идти все равно в одну сторону, – Гаврилов попытался улыбнуться. – Да что тут топать-то. Это буквально туда и обратно. А, Пес? Как в той книжке про хоббита.
Игнат не улыбнулся. А когда он заговорил, в голосе не было ни тени веселья.
– Читали мы профессора, читали. Какие монстры героям в пути повстречались, напомнить, а, капитан? Так что дай мне людей. Один я не пойду. Точка.
Глава третья
ОККЕРЫ
За четыре дня до начала войны, утро,
станция Площадь Ленина
Старший лейтенант Гаврилов не ожидал проблем. Рейд, в который он отправлял своих людей, был простым, маршрут – хорошо знакомым. Требовалось всего лишь выйти из вестибюля станции Площадь Ленина и пройти вдоль Невы в сторону тюремного комплекса Кресты.
Формальная независимость подземных общин, которую в мирное время старались соблюдать, теперь, накануне войны, была благополучно забыта, и станцию военных врачей оккупировали силы Альянса. Врачи немного пошумели, но быстро успокоились. Альянс получил в свое распоряжение опытных медиков. Станция Площадь Ленина стала базой для вылазок сталкеров на Выборгскую сторону.
На поверхность отправилось восемь бойцов. На своих ногах вернулось пятеро.
И не через три часа, как планировалось, а через полтора. Двоих раненых товарищи вели под руки, одного «двухсотого» – несли. За спинами приморцев маячили еще двое незнакомцев. Один – с ружьем, второй – с «калашом».
«Это еще кто такие?» – старлей попытался определить по одежде и оружию, к какой общине принадлежат гости. Но из-за скудного освещения удалось ему это не сразу.
– Как вас угораздило? – процедил Гаврилов.
Командир отряда с позывным «Харитон» принялся докладывать, перемежая рассказ отборными матюгами и то и дело скатываясь на междометия. Старлею приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разобрать, кто «они», а кто – «эти».
Получалось, что на Арсенальной набережной приморцы наткнулись на веганских штурмовиков. Враги действовали грамотно. Укрылись среди развалин так, что никто из приморцев ничего не заподозрил. Подпустили поближе. Плотным огнем заставили залечь. Вывели из строя троих и наверняка нанесли бы бо́льший урон, но тут внезапно пришла подмога.
– Эти вылезли, как из-под земли! – тараторил командир отряда, радостно улыбаясь. – Как эти… черти из этой… табакерки! Прям в тыл к этим… зеленожопым зашли. И всех на хрен покрошили.
– Не части, Харитон. Кто «эти»? – прервал Гаврилов затянувшийся монолог.
– Дык оккеры, – раздалось в ответ.
Только теперь старший лейтенант понял, что за солдаты маячили за спинами приморцев. Именно так одевались люди полковника Бодрова, верного союзника, недрогнувшей рукой отправившего на помощь Альянсу три десятка своих лучших людей, отборных бойцов. И вот полковник снова пришел на помощь. И снова вовремя.
«Но почему их только двое?» – недоумевал Гаврилов. Он велел оккерам подойти поближе и одновременно распорядился тащить на станцию раненых сталкеров. К счастью для тех, кто пострадал в этой передряге, идти за врачами далеко не пришлось. На станции Площадь Ленина жили и работали лучшие медики питерской подземки. «Двухсотого» положили у края перрона. Мортусам, безликим могильщикам метро, требовалось время, чтобы добраться сюда. Но покойник никуда не спешил. Тело, накрытое брезентом, нагоняло безотчетную тоску. При виде его люди невольно ускоряли шаг, спеша поскорее пройти мимо. Даже здесь, на станции врачей, где старуха с косой давно стала привычной гостьей.
Бойцы с правого берега вышли из полумрака на свет, отстегнули респираторы… И Гаврилов удивился еще больше. Один солдат Оккервиля, вооруженный помповым ружьем, оказался молодым человеком. Лет двадцати трех, не больше. На вопросы оккер почти не отвечал, лишь кивал время от времени. Второй при ближайшем рассмотрении и вовсе оказался девушкой. Причем весьма брутальной. Нос сбит набок. Тело крепкое, сильное, взгляд смелый, решительный. Говорила она с легкой хрипотцой, представилась Соней Бойцовой. Оружие ее, очень похожее на АК, в реальности оказалось карабином «Сайга».
«Фамилия ей очень идет», – отметил старший лейтенант.
– Вас только двое? – начал он допрос.
– Было больше. Остальные не дошли, – сухо отозвалась Бойцова.
Гаврилов тяжко вздохнул. Ответ его
