провалилось куда-то вниз, уцепившись тонкими нитками артерий за кадык. И сглотнул Саша судорожно, глухо, как будто в барабан ударил. И облился холодным потом. Сам собой всплыл в голове образ Андрея, ушедшего вчера около одиннадцати. А он сам уснул, стало быть, за двенадцать. Не поехала бы Татьяна к нему в такую позднотень. А хотя бы и поехала, не стала бы она ничего жарить в такой-то час. Разбудить, чтобы заняться любовью, – в это он мог поверить. Но жарить котлеты… Саша огляделся и усмехнулся криво. Драгоценной книги не было. «Вот, стало быть, зачем пришел ночной визитер», – подумалось ему. Впрочем, через мгновение на ум пришла другая мысль. Назовите хоть один случай, когда вор, вместо того чтобы взять краденое и сматывать удочки, принялся бы кашеварить. Переволновался? Или оголодал? Стараясь двигаться как можно тише, Саша сунул ноги в тапки и огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было использовать в качестве оружия. Например, хрустальная пепельница. Тяжелая. Такой если по голове со всего размаха врезать – мало не покажется. Он вытряхнул окурки на ковер, зажал пепельницу в ладони и тихо-тихо, крадучись, пошел к кухне. Последние шаги и вовсе проделал, как заправский разведчик, совершенно бесшумно. В сущности, это было смешно. Человек, жарящий котлеты, не мог слышать его шагов, но страх – именно страх, а вовсе не осторожность! – заставлял двигаться именно так, бесшумно, скрытно. Саша чувствовал себя диверсантом, заброшенным в расположение вражеских войск, причем абсолютно голым. Перед дверью он выждал секунду, решая, что же лучше – ворваться в кухню с диким боевым кличем или же, напротив, постараться подкрасться к тому, кто жарит эти чертовы котлеты, как можно ближе, а потом уж шарахнуть пепельницей по затылку. Перевесило второе. Хотя основным решающим фактором был опять-таки банальный страх. Саша плохо представлял себе, как он будет бить этого… таинственного кулинара, если тот повернется к нему лицом. Ему никогда еще не доводилось бить человека. Даже в подростковом возрасте он дрался всего один раз. Здесь же ситуация была критической. Саша медленно приоткрыл дверь. Заскрипели противно петли.
– Черт! – пробормотал он, приник к щели и тут же наткнулся на заинтересованный взгляд. Человек сидел возле стола, курил и держал в руках «Благовествование». Наверное, читал, пока жарились котлеты. Таиться дальше не имело смысла, поэтому Саша просто толкнул дверь и вошел в кухню, держа пепельницу на изготовку.
– Доброй ночи, Александр Евгеньевич, – поздоровался гость и кивнул на плиту. – Простите, что я так, по-хозяйски. Но подумал: все равно ведь дожидаться, пока проснетесь, так поджарю котлет, чтобы фарш не засох. Это был тот самый красавец. Попутчик из метро, почитатель беккеровских «Мифов».
– Видите ли, любезнейший Александр Евгеньевич, – мужчина поднялся, приоткрыл крышку сковороды и ловко поддел лопаткой здоровенную котлетину, – я имел рассеянность забыть сегодня вечером в вагоне книгу, а она дорога мне как память.
– Как вы попали в квартиру? – Изумление Саши достигло наивысшей точки.
– Через дверь, разумеется, – ответил гость. – Как же еще?
– Но…
– Вы совершенно напрасно оставляете дверь открытой, – продолжал гость, переворачивая котлеты. – Тем более если храните в доме такую книгу, – он небрежно мотнул головой за плечо, указывая на «мраморный» фолиант. – Дверь, Александр Евгеньевич, следует запирать.
– А я и запер, – Саша растерялся. В движениях незнакомца, во всем его поведении не было заметно и тени страха. Нет, он не боялся. Хотя, возможно, незнакомец заранее рассматривал подобную ситуацию. Впрочем… Какую подобную? Он ведь начал жарить котлеты ДО того, как Саша проснулся. Если красавец хотел только лишь украсть книгу, то никто не помешал бы ему спокойно уйти.
– Если бы вы заперли, то как бы я вошел? – рассудительно поинтересовался гость.
– Вот это мне и хотелось бы знать.
– Я позвонил, даже несколько раз, но мне никто не открыл. Я попробовал постучать. Оказалось, что дверь не заперта. И тогда я вошел. Вы спали, а мне необходимо с вами поговорить. Вот я и решил подождать, пока вы проснетесь. Заодно нажарить котлет и ознакомиться с этой забавной книгой, – он снова кивнул на «Благовествование», затем накрыл сковороду крышкой и присел. Взяв сигарету, спокойно затянулся. – Но что же вы стоите в дверях, Александр Евгеньевич? Присядьте. И вам, и мне спокойнее будет. И не волнуйтесь так. Ничего плохого я вам не сделаю. Честное слово.
– Откуда вам известен мой адрес?
– Есть такая программа для компьютера, – незнакомец улыбнулся. – Указываешь номер телефона или фамилию, имя и отчество, а она называет адрес. Очень забавно, должен признать. Если бы такая программа существовала раньше, у меня, да и у вас тоже, решительно убавилось бы проблем.
– А мой номер телефона у вас откуда?
– Номера телефона у меня нет, – сознался гость. – Но вашу фамилию, имя, отчество я узнал из журнала.
– Из какого журнала?
– Из «Психологии и психиатрии». Второй номер за этот год. Тот самый, где помещена ваша статья. «Он сумасшедший, – подумал Саша. – Точно. Никакой научной статьи не было и быть не могло. Хотя… Правда, готовил он одну работу, думал даже опубликовать, но не опубликовал ведь. А о лежащих в столе черновиках незнакомец знать не мог».
– А ну-ка руки вверх, – скомандовал он, поднимая пепельницу.
– Пожалуйста, пожалуйста, – гость улыбнулся тонко, хотя руки все-таки поднял. – Если вам так спокойнее…
– Спокойнее.
– Тогда конечно. Опять-таки вы здесь хозяин.
– Никакой научной статьи у меня не выходило, – заявил Саша резко. – И дверь, кстати, я запер. Как раз потому, что у меня в доме находится очень ценная книга. Это-то я точно помню.
– Ну, – уклончиво качнул головой красавец, – не такая уж она и ценная на самом деле. А насчет статьи… Разве Товкай Александр Евгеньевич, психиатр, 34 года, сотрудник психоневрологического диспансера номер двести сорок четыре, – не вы?
– Я, – согласился Саша.
– В таком случае статья ваша. Можете посмотреть. Журнал у меня в чемоданчике. Кстати, в нем имеется ваша фотография.
– Так. Где этот ваш чемодан?
– Вон, у стола, – указал подбородком гость. – Руки можно опустить? Или подержать, пока вы…
– Держите, – рявкнул Саша, хватая с пола кожаный «атташе» и отщелкивая замки. Странно, полоснулось по краю сознания, когда он вошел в кухню, чемоданчика вроде не было. Хотя… Черт его знает…
– Ох, Александр Евгеньевич, Александр Евгеньевич, – укоризненно покачал головой гость. – Вы, атеисты, странный народ. В загробный мир не верите, а чуть что, сразу «Слава Богу» да «Черт его знает». Нельзя же так, в самом деле. Накличете ведь, не ровен час.
– Что накличу? – рассеянно спросил Саша, роясь в «кейсе».
– Да уж что накличете, то накличете. Саша наконец нашел журнал. В самом центре – красивая, несерьезная, с золотыми аляповатыми бабочками целлулоидная закладка. Раскрыл. Так и есть. Его, Саши, фотография над статьей и биографические данные – не спутаешь. Улыбается с черно-белого квадратика сам себе, тонко, мудро, аж тошно. И тема его. Та самая, черновики которой до сих пор лежат мертвым грузом в верхнем ящике стола: «Стабильные симптомы психических отклонений в процессе творческого роста гениальной личности». И дальше – пофамильно. Всех гениев, по косточкам, до Адама. Идиотство какое-то, честное слово. Нет, в черновиках вроде бы и ничего, а в журнале – как есть идиотство. Бред собачий.
– Ну что, убедились? – поинтересовался гость. Саша покачал журнал в руке. Никакой статьи у него не выходило. Что-что, а это-то он знал точно, но ведь вот же она, статья, никуда не денешься. Против правды, как говорится, не попрешь. Будь ты хоть семи пядей во лбу, а статейка-то пропечатана.
– Кстати, – добавил гость, – если я сейчас же не опущу руки и не выключу газ, котлеты сгорят.
– Черт с ними.
– Ну зачем же так сразу-то, – укоризненно заметил гость. – Вполне, между прочим, приличные котлеты получились. Удались. Так что, я руки опущу?
– Опускайте, – разрешил Саша, все еще косясь в статью. Незнакомец выключил газ, после чего
