Таллис кивнула, и человек улыбнулся:
– Кот схватил за язык?
Она весело высунула язычок, показывая, котами здесь и не пахло.
Наконец он полностью снял сапоги. Под ними оказались мокрые носки, и он вытянул ноги, давая вставшему солнцу высушить их. Он откинулся на траву и расслабился.
– Ночь я провел в Райхоупском поместье. Очень приятное место. И очень вкусный ужин. Не зря Гарри Восьмой приезжал сюда охотиться. – Он привстал, опираясь на локти. – Я приехал на фестиваль. Ты пойдешь туда?
«Конечно, – подумала Таллис. – Все пойдут на фестиваль народных танцев».
– Если ты пойдешь, мы, конечно, там увидимся. Хотя я и не буду танцевать, увы. – Он хихикнул и оглядел мирный пейзаж. – Имей в виду, – сказал он, – когда-то я танцевал до утра. И однажды приезжал сюда, очень молодым человеком. Я собирал песни. Старые песни. Народные. Фестиваль в деревне очень привлекал людей вроде меня, только что окончивших университет. У этого места есть свое очарование. Магия. Я это не могу объяснить. А ты? Но я знаю, что через много лет меня потянуло сюда, и я чувствую себя возбужденным, как ребенок, которому в первый раз подарили модель поезда. – Он вопросительно посмотрел на Таллис. – Ты боишься меня? Тебе сказали не говорить с незнакомыми людьми?
«Конечно, нет, – подумала она. – Конечно, не боюсь».
– Конечно, не боюсь, – повторила она вслух.
– Ага! Так ты умеешь говорить. А есть какое-нибудь имя, которое ходит вместе с такой осторожной девочкой?
– Таллис, – сказала она.
Незнакомец, казалось, впечатлился:
– Необычное и очень милое имя. И очень хорошее. Когда-то так звали одного очень утонченного человека[44]. Несколько сотен лет назад. Он писал музыку для церкви. Очень хорошую.
Он пошевелил пальцами ног, натянул сапоги и встал:
– Однако фестиваль начинается в полдень, верно? Во всяком случае, мне так кажется. – Таллис молча кивнула. – Значит, у нас есть время чем-нибудь перекусить. Кстати, а ты знаешь какие-нибудь песни?
Мужчина и девочка, разделенные ручьем, посмотрели друг на друга. Таллис улыбнулась и громко пропела:
– Бека-бебека овца-чернавка[45].
Человек засмеялся, его глаза округлились.
– Да. Хорошо. Однако, боюсь, она слишком хорошо известна тем, кто собирает песни.
– Ты собираешь песни? – спросила Таллис.
– Разве я не говорил тебе? Музыка – моя профессия. Я слышал тысячи песен, которые пели тысячами способов; многие из них действительно были старыми и совершенно прекрасными. Но я всегда спрашиваю себя, сколько же песен я пропустил? По меньшей мере одну точно. Я слышал ее еще совсем молодым человеком, и она убежала у меня из головы прежде, чем я успел записать ее. – Он улыбнулся Таллис. – Было бы замечательно найти ее. Если услышишь ее, зови меня. Новая песня может работать как заклинание.
Таллис торжественно кивнула. И подняла руку, когда большой человек пошел прочь. Потом окликнула его:
– А есть ли имя, которое ходит с тобой во время поисков песен?
Он повернулся, поднял палку и засмеялся.
– Уильямс, – крикнул он в ответ. – Самое обычное имя. Очень простое. А вот Таллис – милое имя. Очень милое. Увидимся на фестивале!
Он повернулся и пошел обратно к лесу, немного прихрамывая, но очень целеустремленно.
Вскоре он достиг манившего ее леса и исчез из виду, но его слова ударили по ней с такой же силой, как неожиданное и насмешливое эхо.
В новой песне есть магия.
Да! Конечно! Вот и ответ. Песня. Новая песня.
Наконец-то. Так легко. Так просто. Она споет песню в память Скатаха. Тихую песню, сотканную вокруг его камня из ее собственных желаний и видений, повторенных и обогащенных теми неведомыми краями, которые были ее страстью. И будет петь, пока чары не рассеются.
Песня для Скатаха.
Она побежала на Луг Камней Трактли. Она уже знала первые слова, хотя и странно мрачные, даже холодные, несмотря на яркие образы… и еще нет мелодии:
Огонь горит в Земле Призрака ПтицыВ Земле Призрака Птицы лежит моя юная любовь…Рассею я черных хищных птиц…Кости часто напевал. Иногда он пел за работой, иногда, когда сидел и пил сидр, а иногда просыпаясь после сна на своем стуле у яблочного сарая. Таллис никогда не понимала слов – он жужжал на слишком сочном диалекте – но мелодии были прекрасны. И однажды, где-то год назад, они заговорили о песнях, и сейчас она вспомнила тот разговор.
– Как ты можешь помнить так много разных мелодий? – спросила она у него.
– Мелодия – это просто, – ответил он. – Самое главное – слова. Как только в тебе возникнут новые слова, мелодия придет сама, из сердца. Она всегда живет там.
– Но твои мелодии – великолепны.
– Ага, значить, тебе нравится мое пение?
– Нет, – призналась Таллис. – Не твое пение. Не слова. Только мелодии.
Кости захихикал:
– Уже хорошо. Потому что я не думаю о них слишком много. Они приходят как бы оттуда, где живут, ну, не украшенные. Мой папаша пел их мне, а евоный – ему. Кости пели их с… разбери меня гром, если я знаю, с какого времени. Небось с тех пор, как Всемогущий бог пел их Адаму.
Таллис побежала к полю, на котором лежали камни, и, подчиняясь внутреннему импульсу, прыгнула на упавший монолит, который, быть может, назывался Скатах. В ветвях деревьев, стоявших вокруг луга, послышался взволнованный щебет. Птицы, конечно. Они прятались в ветках дубов и на живых изгородях, глядели на богатое пастбище и не могли пролететь над ним.
Она тихо запела, не думая о мелодии, разрешив словам течь через себя. Ноты то поднимались, то опускались, размер все время менялся. Поскольку она пела себе, она спустилась с камня и медленно пошла вокруг него, приплясывая в такт, который она наложила на свои неуклюжие слова, давая словам меняться так, как они хотели, давая песне выходить оттуда, где она жила.
И она запела громко, прежде чем сама это осознала. Ветви нервно зашелестели. Ветер зашевелил высокую траву. Ее голос поднялся высоко в небо, нежный сладкий звук, унесший Обещание Таллис далеко от святилища.
В Земле Призрака Птицы пылает огонь.Моя юная страсть там нашла свой покой.В Земле Призрака Птицы ярится буран,Но рассею я птиц, и пройдет ураган.Я увижу, как глина целует его,В Землю Призрака Птицы пойду для него.Пусть пылает пожар, пусть рассеет он тьму,Тлеют кости мои, я поеду к нему.Заклинание рассеялось, и Таллис перестала петь. На мгновение ей стало грустно, слезы хлынули рекой. Она посмотрела на камень, потом на Победителя Бури.
Все было посвящено цели. Где-то, в тысячах лет отсюда, ее песня послала Скатаха в место, где охота никогда не кончается, где все люди поют и горячо любят друг друга как зимой, так и весной. Послала в страну со многими красками. В другой мир. На блестящую сторону запретного места…
Больше она ничего сделать не могла, пока. Луг опять стал обычным пастбищем, серый камень похолодел, призрак ушел из него.
Она бы обрадовалась, если бы
