– Кто ты? – прошептала девочка.
Голос протараторил нечто невразумительное. Таллис сообразила, что это ребенок. Мгновением позже тень исчезла, летящий снег приглушил ее плач.
Таллис опять уселась прямо, потом повернулась и посмотрела на мистера Уильямса.
Тот настороженно взглянул на нее, потом перевел взгляд на теплицу:
– С кем ты говорила?
Таллис встревожилась:
– Ты слышал слова ребенка?
Мистер Уильямс нахмурился и покачал головой. Таллис указала на тающую щель:
– Но ты видишь? Ты видишь щель?
Он послушно посмотрел туда, куда указывал палец девочки, и признался, что видит только стекло. Таллис едва не запаниковала. Однако тогда, много лет назад, Кости почувствовал запах дыма. Значит, другие тоже могут ощущать Иноземье. Быть может, дело в том, что мистер Уильямс не уроженец этой местности. И кости Уильямсов, в отличие от Кости, не лежат под зеленым дерном?
На ее руку упала снежинка. Она протянула ее старику.
– Снег, – сказала она. Мистер Уильямс коснулся мокрого пятна пальцем и удивленно посмотрел на нее:
– Бог мой. Мне кажется, что я чувствую в воздухе зиму.
– Наконец-то! – обрадовалась Таллис. – Наконец-то ты почувствовал его… почувствовал другой мир. Там Гарри, он в ловушке. Однажды он позвал меня. Я собираюсь идти туда, помочь ему.
– Каким образом?
– Через Райхоупский лес. Он… ну, в нем есть что-то неестественное. Как только я найду дорогу в него, я смогу исследовать его.
Они вышли из прохода и медленно пошли к Ручью Охотника.
– Снежинки, – прошептал мистер Уильямс, и Таллис посмотрела на свою ладонь, все еще холодную от их тихого прикосновения.
– Из ужасного места, – сказала она, и старик посмотрел на нее.
– Ты все еще не знаешь тайное имя этого места?
– Да, не знаю, – призналась Таллис, – и, быть может, не узнаю никогда. Тайные имена очень трудно найти.
Они прошли через перелаз и шли по сверкающим лугам.
– И ты не знаешь даже обычное имя?
– И, быть может, не узнаю никогда, – повторила Таллис. – И обычные имена могут быть трудными. Мне нужно найти кого-то, кто был там или слышал имя.
– То есть, – сказал старик, – если я правильно понял, тебе осталось только найти твое личное имя для этого странного мира.
– Мое личное имя, – согласилась Таллис.
– Старое Запретное Место, – прошептал мистер Уильямс, и Таллис шикнула на него, заставив замолчать.
* * *Он вспомнил, что нельзя называть это имя больше трех раз в день – приведет к несчастью! – а он уже использовал лимит во время разговора в проходе. И он никак не мог разобраться в «правилах имен». Некоторые вещи имели три имени, другие только два. Иногда личные имена Таллис совпадали с обычными, и их можно было повторять сколько угодно, а иногда они были очень личными и чуть ли не табуированными. И, с иронией подумал он, эти правила игры в имена не очень-то соблюдаются…
Конечно, он ничего не сказал вслух. Он не должен сомневаться в тайном мире, построенном ребенком.
Ребенком? Он внутренне улыбнулся и посмотрел на не по годам развитую девочку, очень худую, даже костистую, нескладную, так похожую на ребенка, но с лицом взрослого. И иногда с этого лица на него глядели глаза очень старой и мудрой женщины. Он видел в ней взрослую женщину так же легко, как и рыжие волосы на ее голове. А когда она рассказывала очередную историю, ее кожа бледнела, скулы заострялись, губы становились тонкими, и он с ужасом видел лицо трупа. Ужасное, пугающее зрелище, и сейчас он не сомневался, что через нее говорил кто-то другой.
Призрак? Ангел? Демон? И что на самом деле все это означает? Идя через поля вслед за Таллис, он вспоминал ее слова, сказанные только вчера: Кто-то рассказал мне эту историю… несколько мгновений назад.
Кто-то в ее сознании? Тихий голос в голове… ее собственный, конечно, некоторая форма подсознательной связи в границах ее детского черепа. И потрясающий эффект.
Да, в этой хорошенькой головке жила не только Таллис Китон.
Он стоял под жарящим солнцем, и ему сообщили, что он находится в пещере. Девочка, обрадованная его удивленным видом, рассказала, что она чувствует глубокую мокрую пещеру, ведущую к невидимому холму. Он ничего не смог ни сказать, ни сделать, и увидел разочарование в ее глазах. Она изо всех сил пыталась показать ему свой мир, но ничего не получалось. Возможно, дело в том, что он недостаточно близок к этой земле.
«Не пытайся так отчаянно, ребенок, – подумал он. – Я тебе верю, хотя бы из-за твоих историй».
Она создала собственный фантастический мир из ручьев, полей и холмов; из всего, что окружало ферму. И сейчас в ней говорил голос предков, населявших эти леса, ходивших через эти поля. И, судя по упавшим камням с огамом, на которых они сидели вчера, у этого места – долгая история. Люди жили здесь тысячи лет назад. Таллис – их потомок как духовный, так и по крови. Возможно, они говорят через нее.
Он шел, и его голову наполнила музыка. Образы прошлого, ощущение темного, чреватого грозой ландшафта, всадники в ночи, бурлящие реки… все они были музыкой, и он слышал, как голоса жалуются, ветер кричит, а собравшиеся в палатках люди поют. Странная, жуткая музыка, и он остро пожалел, что не захватил блокнот и не может набросать основные темы, связать звуки природы со звуками голосов.
Он спросил себя, не может ли он, создав собственную историю, приблизиться к видению странного мира, созданного воображением Таллис.
У каждого свой вход в эту страну. Свои ворота.
Эта земля помнит. Он идет по ней, а она шепчет ему, шепчет Таллис, но на разных языках, вызывая у них разные чувства.
Что-то здесь произошло…
Он не стал высказывать вслух свои мысли. Вскоре они подошли к дереву, которое Таллис называла Старый Друг. Когда-то его ствол расколола молния, образовав неудобное сиденье, которое он попытался занять.
– Тебе удобно сидеть? – спросила Таллис.
– Нет, – честно ответил он и обрадовался, когда девочка сказала:
– Хорошо. Тогда я начинаю.
И она начала рассказывать, используя самый старый зачин к сказке. Он немного помучил ее, вставляя глупые замечания и получая озорное удовольствие от ее растущего раздражения. Слабый ветерок, прилетевший из леса, заиграл на его коже. За спиной, в густом подлеске, установилось тяжелое, почти осязаемое молчание. Таллис стояла лицом к лесу, хотя и не сознавала этого, ругая своего слушателя за то, что тот не хотел всерьез воспринимать ее историю.
А потом это произошло.
Как если бы что-то прошло мимо него, что-то ужасное, заставившее его вздрогнуть. Поза Таллис изменилась, ее лицо вытянулось, стало костистым. Теперь уже он заставил себя замолчать и наклонился вперед, наблюдая за тем, что завладело ею.
Речь девочки изменилась. Он читал Мабиногион, наполовину забытые рассказы из остатков кельтских циклов. Он заметил, что она говорит языком этих историй, очень быстро; диалоги
