Ее подняло, скрутило, перевернуло и поглотило. Неестественный зеленый свет осветил дуб и вяз, скользнувшие ей навстречу; они росли с фантастической скоростью, их ветви тянулись друг к другу и переплетались. Граб двигался мягко, как змея, лианы изгибались, плющ полз по мшистой коре, тянулся к ней, щекотал мягкими пушистыми прикосновениями.
Потом прикосновения стали сильнее и грубее; ветви раздвинули ее ноги, грубая кора царапала тело, билась о нее, все тяжелее, все болезненнее. Таллис корчилась от боли, но ничего не могла поделать: возродившийся лес крепко держал ее, и она почувствовала, как отростки вошли в нее одним бесконечным движением, наполнили ее, разбухли, стали терзать изнутри – пальцы боли, осколки смертной муки; извивавшиеся змеи протянулись по всему телу, до кончиков пальцев, поднялись по спине, завились вокруг ребер, поднялись еще выше, наполнили живот, легкие, горло…
Таллис старалась держать глаза открытыми, чтобы видеть свет; давление изнутри раздувало ее, и она беспомощно чувствовала, как горло разбухает. Голова кружилась, живот бурлил. В горле что-то двигалось. Оно медленно и мучительно ползло ко рту, дюйм за дюймом. Она попыталась срыгнуть, ничего не получилось; сжалась и опять отчаянно попробовала выплюнуть душившее ее нечто.
Внезапно оно вышло само. Таллис открыла рот до предела, закричала, и изо рта проросла огромная ветка, похожая на плотную коричневую змею. Змея разделилась на две, каждая половина свернулась вокруг ее головы; лопнули почки, из них появились листья, крепко обнявшие череп. Ветка стала толще, и губы Таллис разошлись, челюсть треснула. Потом все стихло.
Что-то трепетало внутри нее, в самом сердце. То замирало, то дрожало опять. Лес, освещенный загадочным зеленым светом, молчал. Она находилась в его сердце. Она видела, как над ней шествуют солнце и сезоны. Иногда лес окутывал влажный туман, иногда дул ветер, раскачивая ветви и стволы; потом все замирало. Иногда свет исчезал, листья опадали и шел замечательный снег, исчезавший под ней. Потом зелень возвращалась.
Движение внутри стало беспокойным, почти требовательным. Иногда оно подкатывалось к горлу, в остальное время не выходило из желудка. При этом Таллис равнодушно осознавала, что у нее не осталось этих органов. Кости черепа сгнили, плоть исчезла, в дереве осталось только впечатление от ее лица. По венам тек сок. Под кожей ползали насекомые и рыли в ней ходы. Над лесом кружили перелетные птицы. Они садились на нее, клевали насекомых и улетали; их клювы больно жалили ее кору.
Одно дерево стало падать. Таллис с печалью смотрела на его медленное угасание. Его ветки упали на руки соседей. Сезоны сменяли друг друга, и оно наклонялось все ниже. Ствол зарос толстым мхом, обвис и треснул. Сильный ветер пронесся по первобытному ландшафту, и дерево умерло. Распустились яркие цветы, их смочил снег, из земли появились новые побеги, безмятежно устремившиеся вверх; они сражались между собой, как звери, и сплетались усиками; наконец один победил всех, уничтожил соседей и превратился в огромный черный дуб. Кончики его листьев касались ее, и она впитывала его энергию.
Она постарела. Кора потрескалась, ветки опали. По ногам побежали линии болезненного гниения. Движение внутри наполнило ее полностью, в животе бесконечно трепетали крылья и требовательно били клювы.
И однажды живот лопнул. Ствол дуба открылся, не выдержав напора сил земли. Ее обожгла невыносимая боль, и она закричала страшным голосом леса. Треснула кора, жесткое дерево под ней раздалось в стороны, как лопнувший нарыв, и из него хлынули наружу черные птицы, тысячи стервятников, с блестящими глазами и клювами. Внезапные роды лишили ее сил, и она равнодушно смотрела, как они взлетают, мечутся и прорываются через полог леса вверх, к яркому свету. Она чувствовала себя опустошенной, но выполнившей свой долг.
По лесу бродили огромные звери, некоторые походили на вепрей, другие на медведей; они становились на задние ноги, толстые, как дубы, и жевали ягоды и листья с верхушек деревьев. Плотные шкуры, черный, коричневый или белый мех, зараженный паразитами; ничего похожего Таллис не видела. Лица покрывали странные выросты, сверху росли рога, зубы во рту торчали во все стороны. Но по лесу бродили и другие звери, поменьше и побыстрее. По веткам прыгали банды обезьян, их острые глаза глядели на нее, маленькие руки щипали кору ее лица. О ее ноги терлись олени. Однажды бежавший мимо большой лось запутался в ветвях дерева. В панике он обломал об нее рога, кусок за куском. Еще долго она с печалью вспоминала его отчаянный крик. Его тело лежало у ее ног, медленно погружаясь в мох и грязь.
Похолодало. Зеленый свет сменился серым. Завесы падуба и плюща защищали ее от приближающейся зимы, но лес стал черным и мрачным. Под ней крались волки, сражались друг с другом и пожирали мертвых. Ее обдувал беспокойный ветер, лед намерзал на ветках, проникал в раны ее тела, расширял их; ствол начал трескаться.
Она почувствовала, как из тела уходит сила. Она начала наклоняться и внезапно сломалась, упала на руки соседа и осталась лежать, постепенно погружаясь в его ветви. И провела так почти вечность. Но вот налетел жестокий ветер, весь лес содрогнулся; она выскользнула из объятий любовника-гиганта и тяжело упала на землю. Он осыпал ее листьями. Много лет они падали на нее, а потом ее полностью закрыл снег. Маленькие зверушки прятались в ней, прорывая ходы в ее гниющих недрах.
Внезапное движение. Мимо прошла серая тень, вернулась, посмотрела вниз. Таллис почувствовала человеческий пот. И увидела шкуру лося и волчий мех.
Со сморщенного от холода лица на нее ласково поглядели блестящие глаза. Руки мальчика пробежали по ее лицу. Он покачал головой, коснулся ее глаз, рта, носа, и Таллис поняла, что он видит намеки на лицо внутри дерева.
Он улыбнулся; ледяной ветер ужалил сломанные зубы, и мальчик прикрыл рот ладошкой; на глазах выступили слезы боли.
Вынув из-за пояса каменный топор, он осторожно ударил ее по шее. Он дрожал от холода и голода. Мороз сковал волосы и мех его капюшона, но мальчик рубил и рубил дерево, и вскоре его кожа засветилась, на лице блеснул теплый пот. От него шло тепло, и Таллис это понравилось. Он рубил и обтесывал, и вскоре она почувствовала, что отделилась от гнилого дерева. Он легко поставил ее вертикально, хотя она была выше его. Он погладил ее тело, посмотрел на лицо, срезал топором остатки веток и счистил кору
