По телу пробегают мурашки: той девочкой-служанкой была я.
Я не успеваю ответить, потому что с противоположной стороны доносится приглушенный голос.
– Кто-то идет, – шепчет он. – И лучше, чтобы никто не видел меня разговаривающим со стеной. Надеюсь, твое сердце скоро излечится.
– Я тоже на это надеюсь, – шепчу я в ответ, хотя то, что он говорит, невозможно. – Спокойной ночи, – добавляю я, но, кажется, он уже ушел и коридор снова безмолвный. Радость от разговора смешивается с горем внутри меня. Это лишь капля в море, но в такой момент она стоит целого мира.
10На следующее утро я неуверенно захожу в кухню. На мне черное простое платье, которое подготовила Лора. Хинтон с подносом в руках сразу же бросается ко мне. На подносе хлеб, сыр и чашка чая. Я сажусь с ним за боковым столом и молча ем. Мои чувства притуплены: сплетни кухонной прислуги кажутся неясным далеким шумом, вкуса еды я тоже не чувствую.
– Моего отца тоже убили, – говорит Хинтон через некоторое время. Его голос тихий, глаза прикованы к узору древесины на столешнице. – Его звали Кормер. Он был извозчиком лорда Лиама… раньше.
Я вздыхаю, и Хинтон искоса смотрит на меня. Я знала Кормера: статный, сильный мужчина с волшебной способностью успокоить любую лошадь, всегда готовый пошутить или рассказать историю. Неужели Лиам его убил?
Должно быть, вопрос написан на моем лице.
– Капитан Айван, – Хинтон снова переводит взгляд на столешницу и продолжает со злобой в голосе: – После того как отец подготовил ему упряжку лошадей, тот проиграл на скачках лорду Вистану с востока. Капитану это не понравилось. И отец поплатился.
В моей памяти всплывают старые сплетни из Крофтона: извозчик Герлингов, которого после проигрыша на скачках привязали сзади к карете и волочили по земле, пока он не умер. На секунду собственное горе отходит на второй план, и я в ужасе смотрю на мальчика.
Я всегда знала, что порядки в Эверлессе жестоки и деспотичны: если ты стал бесполезен, постарел, заболел или потерял конечность, Герлинги выкинут тебя в мгновение ока. Но сейчас это место стало еще более мрачным, чем во времена моего детства. Я наклоняюсь к мальчику, обнимаю его и не отпускаю некоторое время:
– Сочувствую.
Через мгновение Хинтон вздрагивает, словно хочет прогнать воспоминания.
– Это было очень давно. В любом случае я хотел сказать тебе: займись чем-нибудь. Хуже, когда остаешься наедине с собой. – Он протягивает мне руку. Монета, которую я дала ему два дня назад в обмен на безопасный выход папы из поместья, блестит на его ладони. Я вижу, как дрожит его рука.
Вместо того чтобы забрать у него монету, я протягиваю руку и закрываю его ладошку.
– Ты так много для меня сделал, – говорю я и убираю прядь выбившихся волос за ухо. Я действительно так думаю.
Он качает головой. Его глаза – все еще такие живые после всех потерь – полны слез.
– Я так сожалею, Джулс, – говорит он, роняя голову на грудь. Я знаю, что он думает: это моя вина. Я читаю свои собственные мысли на его лице.
Затем прижимаю его к себе.
– Ты сделал все правильно. Он сам выбрал свой путь. – Если я что и знала об отце, так именно это. – Никакие твои слова или действия не заставили бы его изменить решение.
Если кто и виноват в его смерти, то это я, потому что не ушла, когда он просил, солгала и бросила его, вообще покинула Крофтон.
Хинтон колеблется, а потом кивает. Слезы высыхают, и лицо светлеет. Он тоже потерял отца, но по-прежнему улыбается, добр и старается быть хорошим.
Я смотрю, как мальчик пробирается между столами слуг, приветствуя людей по пути, и знаю, что никогда не буду снова такой беззаботной.
Остаток дня я занята работой: срываю пахучие листья с колючих стеблей, солю мясо, взбиваю масло из сливок. Другие слуги в основном избегают меня. Я не против: мне не хочется разговаривать. Не хочется чувствовать.
Вечером по дороге в спальню я вижу компанию служанок и одного мальчика возле двери, откуда коридор слуг ведет в главный холл. Среди них я узнаю Бею и Алию и спешу к ним, чтобы увидеть, что случилось. В своем потрепанном сером одеянии прачки Алия выглядит еще меньше, чем помнится. Я чувствую вину, ведь обещала Амме, что присмотрю за ее младшей сестрой, но почти не вспоминала о ней еще до приезда Королевы в Эверлесс.
Бею окружили служанки и ловят каждое ее слово. Я встаю рядом с Алией.
– Но они поймали кровососов? – спрашивает ее веснушчатая девочка.
Кровососов?
Я чувствую, как Алия дрожит рядом со мной. Она тянет меня за рукав и, когда я наклоняюсь, шепчет:
– Бандиты напали на Королеву по пути сюда. Бея слышала, что около двадцати ее служанок и стражников погибли, Джулс.
Внутри все переворачивается. Значит, это правда.
– Некоторые кровососы были убиты во время нападения, – рассказывает она. – А остальные еще живы. Но Королева отправила своих солдат за ними, так что это лишь вопрос времени. – Бея обнимает хнычущую девочку, прижимая ее к себе, пока плечи той не перестают трястись.
– Надеюсь, Королева заберет у них всю кровь, – мрачно бормочет кто-то.
Но я не могу больше слышать о смертях, не сейчас. В то время как остальные снова начинают задавать вопросы, я пожимаю плечо Алии и разворачиваюсь к спальне, спеша прочь, склонив голову.
На кровати я вижу то, что Хинтон уже пытался отдать мне раньше: рисунок отца. Я хватаю его сначала с намерением похоронить на дне сундука или выкинуть вместе с отходами с кухни, чтобы больше никогда не видеть. Я не хочу помнить.
Но что-то останавливает меня. Вместо этого я сажусь на кровать и отворачиваюсь, чтобы другие женщины не заметили слезы в моих глазах. Это все, что осталось от отца.
Бумага пожелтела от времени и пахнет так знакомо, что сердце сразу замирает: я вдыхаю аромат сгоревшей соломы и древесины, смешавшийся с острым запахом стали. На изображении мама смотрит прямо на меня; она так искусно запечатлена, что я не удивилась бы, если бы она открыла рот и рассмеялась.
Я кладу лист на кровать рисунком вниз и замираю, потому что на обратной стороне что-то есть.
Я снова поднимаю лист, подношу к пламени свечи и вглядываюсь. Он покрыт текстом, хотя буковки со временем выцвели. Похоже, лист вырвали из очень старой книги. Сам язык тоже древний – старый язык Семперы, насколько я могу понять; наверное, на таком Королева говорила, когда была девочкой. Хотя некоторые буквы и слова мне незнакомы, я могу прочитать достаточно, чтобы понять, что это история о Колдунье и ее
