Я беру себя в руки и захожу в лавку – я проходила мимо нее, должно быть, тысячу раз, но никогда не заглядывала внутрь. Здесь тесно, в воздухе улавливается запах меди, на грязном полу следы запекшейся крови.
По телу пробегает дрожь, несмотря на жар от очага, но я иду к прилавку с высоко поднятой головой. Пожилая пара – две женщины со сгорбленными от тяжелой работы спинами и отнятыми годами – склонилась над маленьким столиком в углу. Они по очереди режут друг другу ладони и сцеживают кровь в пустые сосуды. Интересно, откладывают ли они время для своих детей? Женщины наблюдают за мной с любопытством и жалостью. Полагаю, что все еще выгляжу слишком юной для этого места.
– Мой отец умер четыре дня назад, – говорю я Эдвину Дуэйду, надеясь, что голос звучит твердо. – Я пришла, чтобы забрать его вещи.
Мы встречаемся взглядами, а потом он утыкается в бухгалтерские книги.
– Его полное имя. И ваше.
Никаких слов утешения и прочей чепухи. Я замечаю красную линию на ладони Дуэйда. Еще одно напоминание, что лишь неделю назад все было по-другому и одного приказа Лиама было достаточно, чтобы потрясти меня.
– Пер Эмбер, – в этот раз мой голос дрожит. – А я Джулс.
Дуэйд исчезает в задней комнате, и слеза – две слезы катятся по моей щеке. Я быстро вытираю их, когда он снова появляется, держа в руках письмо и холщовый мешок размером с два моих кулака, который, судя по звону, полон кровавого железа.
– Тебе повезло, – говорит он. – Его долги были оплачены сборщиком.
Я в недоумении:
– Но… кем?
Дуэйд недобро смеется.
– Все было оплачено. Только это и должно тебя волновать.
Могла ли Лора заплатить? Но, что еще более важно, где все остальные вещи?
Он склоняет голову, глядя на меня:
– Это все.
Я в недоумении.
– Что вы имеете в виду? – Я думаю о нашем доме. – У нас был коттедж. Рисунки на стенах, сломанные карманные часы. Вы забрали их?
Он снова фыркает и делает в воздухе жест руками, словно я муха, от которой нужно отмахнуться.
– Эти вещи не для тебя.
– Что… – слезы вот-вот снова польются. Я делаю глубокий вдох, беру себя в руки. – Должно быть, это ошибка. Вы сказали, что его долги были оплачены, а это значит, что его вещи переходят ко мне. – Я хватаюсь руками за прилавок. – Больше родственников у него не было – только я.
Дуэйд вздыхает.
– Остальное принадлежит Герлингам, милая. Ты говоришь, что Пер Эмбер был твоим отцом? Но у меня нет никаких записей об этом. Вообще никаких записей о тебе.
Повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь шарканьем уходящей пары, отдавшей кровь.
Мой голос звучит слабо:
– Никаких записей?
Он кивает на конверт на прилавке.
– Только вот это, – говорит он. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.
Оказавшись подальше от лавки, я ныряю под потертый навес и разглядываю письмо. Имя на конверте написано папиным аккуратным почерком. Руки трясутся, когда я раскрываю его и вытаскиваю записку. Плотная стена текста расплывается перед глазами, и приходится вытереть слезы, чтобы прочесть ее.
Джулс,
этим утром я отправился в Эверлесс, чтобы забрать тебя. Надеюсь, что ты вернешься домой со мной и завтра в это же время я кину письмо непрочитанным в огонь. Эверлесс – опасное место, сейчас даже больше, чем раньше. Так что у меня нет выбора, кроме как учесть вероятность, что я не вернусь.
Если ты читаешь это, значит, я мертв. Джулс, как бы я хотел оставить тебе больше, чем простое письмо, девочка моя. Ты заслуживаешь намного большего. Но боюсь, что сейчас это все, что я могу тебе предложить.
Возможно, ты уже начала догадываться, что я не твой отец по крови или закону. Я все равно попросил Дуэйда передать тебе наши вещи, хотя знаю, что он не сделает этого. Закон есть закон, как мир любит напоминать нам. Я считал тебя своей дочерью – ты и есть моя дочь, – так что я никогда другого тебе не говорил. Прошу тебя делать то же самое. Сохрани наш секрет.
Я скажу тебе это при встрече, но если все же не успею, позволь мне повториться: держись подальше от Эверлесса, держись подальше от Королевы. Я не могу объяснить, только не в письме, которое может попасть в руки кому угодно, но рядом с ее величеством ты в опасности. Знаю, у тебя должно быть столько вопросов, Джулс, но, пожалуйста, поверь мне.
Прежде чем уехать в поместье, ты сказала, что нуждаешься во мне, но это не так. Ты сильная, храбрая, добрая, и я знаю, что ты продолжишь идти вперед, когда меня не станет. Каждый день, каждый час, отданные мной, того стоили. Я лишь желал бы увидеть, какой прекрасной женщиной ты станешь.
Знай, ты моя дочь, а я твой отец, хоть и не родной. Никогда не забывай этого. Храни наш секрет и будь в безопасности. Люблю тебя.
Папа
Я брожу по закоулкам Крофтона, как сумасшедшая, избегая главного рынка, хотя мне и хочется повидать Амму. Тэм может чуть дольше подождать у телеги. Очень холодно, несмотря на солнце, висящее в безоблачном небе, но от мысли о том, чтобы зайти в магазин или таверну и притворяться, что ничего не случилось, мне становится плохо.
Ноги, еще не полностью зажившие после того, как я босиком пробежалась к озеру, разъезжаются на грязном, тающем снегу. Несколько людей бросают взгляды в мою сторону, проходя мимо, но отворачиваются, обходя меня. Очевидно, они боятся меня так же, как я когда-то боялась Призрака. Должно быть, они видят безумие на моем лице, ведь горе забрало мой человеческий облик.
Я сжимаю папино письмо в руке. Строчки всплывают в голове, словно припев песни: Я не твой отец по крови или закону. Я не твой отец по крови или закону. И образы, описанные Хинтоном, – пятна на папиных руках, пустой взгляд, лишенный времени.
Его слова звучат здраво, это не слова человека, сошедшего с ума. Хотя я не понимаю, но чувствую, что в каждом предложении и завитушках чернил скрывается ужасная правда.
Я ощущаю его руки на своих плечах, сильную хватку, когда он требовал, чтобы я немедленно покинула Эверлесс, но потом понимаю, что это мои руки, мои собственные пальцы впиваются в тело. Я дрожу, но вовсе не из-за холода.
Мешочек кровавого железа на моем бедре тяжелый, словно свинец. Еще одна загадка. Может, Дуэйд ошибся и папа копил кровавое
