Скоро все изменится, Трэшу вновь придется ступить на землю, где зрение работает скверно.
Как и все остальное.
* * *До зелени он добрался уже в глубокой темноте. Трэш даже начал опасаться, что собьется с направления, ориентир в виде двуглавой вершины холма мог затеряться во мраке.
Но нет, даже с одним глазом продолжал его видеть. Мир просто стал черно-белым, других неудобств ночь не принесла. Если вдуматься, почти все последние часы он таким и был – чернота земли и серость небес. Так что ничего нового для Трэша в изменившемся освещении не было. Начальные проблемы с качеством картинки, на время или постоянно, остались позади, зрение пусть и работало скверно, но дальние объекты хоть как-то показывало, а не размазывало до бесформенного вида.
Как он и предполагал, клочок зелени оказался совсем уж крошечным, даже меньше предыдущего. Всего лишь узкий клин длиной меньше полутора сотен метров и шириной не больше пятнадцати в основании, от которого быстро сходил на нет, «затачиваясь» до почти игольного состояния. Со всех сторон его окружала все та же чернота, на которой Трэш уже успел растерять немалую часть съеденных даров заброшенного сада, ведь выворачивало его по пути чуть ли не на каждом шагу.
В общем, нечего даже думать продолжать путь. Да, он видит и во мраке, но зрение работает исключительно в черно-белом диапазоне, потому разглядеть зеленые острова не получится, а идти наобум – слишком опасно. Трэш уверен, что дай черноте время, она сумеет заставить свою жертву остановиться, присесть и умереть.
Значит, придется дожидаться утра.
* * *На двуглавый холм Трэш забрался перед рассветом, встретив на вершине первые лучи восходящего светила. С высоты он разглядел, что преследователи загнали его почти в сплошное царство черноты, лишь кое-где скудно расцвеченное зелеными оазисами. Некоторые из них были не такими уж мелкими, не исключено, что там получится найти еду покачественнее и в куда более приличных количествах. Но такая перспектива не заинтересовала.
Потому что просматривается куда более интересный вариант – шагать навстречу солнцу. Там, на грани возможностей барахлящего зрения, получилось разглядеть сплошную зеленую зону, такую же обширную, как окружающая Трэша область мрака. Сколько до нее километров? Десять? Двадцать? Больше? Получится ли у него столько преодолеть?
Если не переться напрямую, а спланировать путь от одного зеленого клочка до другого – должен суметь. Надо лишь разобраться в ориентирах и направлениях, ведь стоит ему спуститься, и картинка пропадет. Снизу, с равнины, он мало что сумеет разглядеть.
Но память у него хорошая, он запомнит, как и куда идти, так же хорошо, как лица Мазая и прочих ненавистных ублюдков. Мысль о том, что когда-нибудь Трэш с ними встретится на своих условиях, по мотивирующему эффекту превосходила голод, жажду, боль и дикую усталость вместе взятые.
Прекрасный кнут, если надо себя подстегнуть.
Он дойдет до этой зелени и обязательно отыщет на ней полноценную еду и отдых. Ему нужно восстановиться, иначе встреча с Мазаем и остальными принесет радость только им, а не Трэшу.
Глава 8
Трэш ступил на территорию большой зелени в вечерних сумерках, и состояние его к этому моменту находилось на отметке, близкой к начальной стадии трупного окоченения. Очень уж удручающе затянулся путь по черноте, она, проклятая, все силы высосала, коих и без того имелось немного. Одно то, что последний отрезок пути он преодолевал то на четвереньках, то перекатываясь с боку на бок, указывало на проблемы, с которыми он до сей поры не сталкивался.
Один плюс – тошнить почти перестало. Мутит слегка, но уже не выворачивает наизнанку.
Должно быть, желудок умер.
Переборов дичайшее желание валяться на траве до утра или даже больше, Трэш приподнял голову, повел ею из стороны в сторону, пытаясь даже не разглядеть еду и воду, ведь глаз почти не работал, а хотя бы унюхать нужное. Однако саднящий нос ощущал лишь пыльный запах мертвых земель, он был настолько въедливым, что заглушал все остальное.
Нужно удалиться от границы, может, тогда хоть что-нибудь найдется.
Дела дошли до столь плачевного состояния, что Трэш то и дело начинал испытывать проблемы с памятью. Нет, их до этого хватало, но затруднения не развивались настолько, чтобы, составив хоть какие-то планы, начать их забывать уже через минуту. И когда все так же, на четвереньках, выполз к ухабистой грунтовой дороге, чуть было не направился дальше, ни на что не обращая внимания. Повезло, что зрение не совсем уж отказало и сумело достучаться до отупевшего мозга.
Он заметил кое-что важное – воду. Серия длинных луж в глубоких колдобинах, до ближайшей из них жалкие несколько метров.
Трэш пил жадно, даже не задумываясь о качестве воды, не обращая внимания на запах тины и дрянной привкус. Жажда изнурила его настолько, что он грязь готов был сосать, лишь бы в ней присутствовала хотя бы капля влаги.
Напившись, позволил себе около двух минут просидеть на четвереньках, решаясь на крайне сложное в его состоянии усилие. Но, странное дело, задуманное удалось превосходно – он поднялся на ноги с первой попытки и, пусть при этом его сильно шатнуло, сумел устоять. Голова почти не кружилась, и даже зрение начало работать относительно прилично, пусть взгляд фокусировался с трудом, но при желании разглядеть удаленные объекты получалось.
– Надо бы запомнить это место, водичка здесь волшебная, – обессиленно проурчал Трэш и, пошатываясь, направился вдоль дороги.
Вода – это, конечно, прекрасно, но ему еще и еда требуется, причем срочно. А здесь с ней никак, разве что на траву переключиться, но, несмотря на дикий голод, эта идея не вызывала энтузиазма. Нет, дело не во вкусовых качествах, просто не верилось, что таким кормом можно насытиться.
Все дороги должны куда-нибудь вести, вот и эта, петляя среди поросли молодой акации, вскоре пересеклась с другой. Тоже грунтовой, но куда более широкой, накатанной получше, и луж на ней не видно. За ней протягивалось огромное поле, усеянное подсохшими кукурузными листьями, чуть левее виднелся крохотный несжатый клочок, на нем стоял комбайн. Похоже, остановился, чуть-чуть не доделав работу.
Комбайн – это плохо. Машины принадлежат людям, а люди Трэша очень не любят. Поэтому он не стал маячить на открытом месте, засел в зарослях карликовой акации и принялся наблюдать.
Это занятие очень быстро надоело, но он не поддавался давлению нетерпения, заставлял себя сидеть дальше. Минуты текли одна за другой,
