Уйти отсюда, покуда не нашел новые приключения? Да он и так их уже нашел, что-то подсказывает, что до утра обессилит до плачевного состояния, из инвалида превратится в полный овощ. И тогда нечего даже думать о поисках еды, что приведет к совсем уж печальному результату. Конечно, уверенности в этом нет, но проверять не хочется. Замерзающее истерзанное тело сжигает остатки скудных запасов, вот-вот начнет пожирать само себя. А куда деваться, ведь ему приходится поддерживать высокую температуру и нормальную жизнедеятельность, под холодным проливным ливнем без калорийной пищи и серьезной одежды это невозможно. Трэш, оказывается, отвратительно переносит воду.
А это что там белеет?
Крадучись и припадая к асфальту, Трэш медленно преодолел несколько шагов и сквозь завесу дождя рассмотрел развороченный легковой автомобиль. То, что с ним приключилось, не походило на аварию: машина стояла посреди дороги, вдалеке от препятствий, причем развернутая боком по направлению движения; ее передняя и задняя части не выглядели сильно поврежденными, а вот крыша очень даже выглядела. Складывалось впечатление, что кто-то крайне неровно подрезал ее с трех сторон, отделив от кузова, а затем потянул вверх, отогнул в сторону, открыв, таким образом, салон и устроив из седана уродливое подобие кабриолета.
Приблизившись, Трэш не удивился, почуяв запашок тухлятины. Не надо быть великим умником, чтобы догадаться – крышу срывали не просто так, а чтобы добраться до водителя с пассажирами, и вряд ли этим занимались только для того, чтобы пожелать им счастливого пути, ведь после такого, как правило, не остаются развалы гниющих костей.
До конца оторвав крышку капота, Трэш поднял ее над головой и чуть изогнул. Получилось убогое подобие шляпы, дождь через нее не проникал. Верхняя часть тела теперь защищена, вот с нижней все обстоит почти так же плохо, как и прежде, – ветер то и дело заставлял ливневые струи двигаться чуть ли не горизонтально, прикрываться надо сразу с двух направлений, иначе без толку.
То же самое проделал с крышкой багажника, но не для улучшения «гардероба», на эту роль она подходила хуже. Просто нос подсказал, что внутри находится съестное.
Обоняние не подвело, Трэш обнаружил пакет, в котором лежали две буханки хлеба. Обе засохли почти до консистенции монументального гранита и напичканы какой-то пекарской химией, из-за которой на них даже плесень жить отказывалась. Но нечего тут к мелочам придираться, чуть ли не с кошачьим урчанием захрустел, с потрясающей скоростью уплел обе и тщательно обыскал багажник на предмет добавки.
Ничего, увы, не нашел, зато додумался до перспективной мысли: что же такое произошло с этой машиной и не могло ли подобное случиться с другими транспортными средствами? На первую часть вопроса ответа не было, на вторую тоже, но почему бы его не поискать.
Прикрываясь от дождя крышкой капота, Трэш, ковыляя и оступаясь на ровных местах, поплелся по дороге.
* * *До грузовика он добрался после того, как обнаружил еще две легковые машины. Возле одной тоже «благоухали» человеческие останки, в ней он ничем не разжился, рядом со второй костей не оказалось, в ней нашлась большая бутылка сладкого газированного напитка и пакет с омерзительной тухлятиной, которую пришлось отшвырнуть за обочину.
Пластиковую бутылку Трэш пробил когтем, после чего залил в распахнутую пасть содержимое. Оно, как и съеденный до этого хлеб, тоже отдавало химией. Да, гадость несусветная, но хоть какие-то калории с нее перепадут, сейчас не та ситуация, чтобы привередничать.
Фура заставила резко заволноваться – уж очень она здоровенная, возможно, в ней полным-полно еды. Кабина ничем не порадовала, хотя в ней и попахивало съестным, но Трэш, как ни извивался в тесноте, свернув руль и выдавив стекло, обнаружить источник заманчивых ароматов не сумел и списал учуянное на застарелые, въевшиеся в обшивку запахи.
Ну да и ладно, зато в таком огромном прицепе непременно что-нибудь сыщется.
С этими мыслями Трэш когтями разделался с замками и распахнул двери. Внутри оказалось темновато, зрение, и без того барахлившее, окончательно стало бесполезным. Отвернувшись, убедился, что, если не считать помехи от дождевых струй, видимость приемлемая. Должно быть, глаз так скверно работает только в замкнутых помещениях или причина в чем-то другом.
Но даже с некачественной картинкой Трэш понял, что здесь полным-полно картонных ящиков: маленьких и больших, разных форм, причудливо сложенных по всей площади. И, что самое паршивое, едой в прицепе не пахло совершенно.
В ящиках обнаружились различные бесполезные предметы: сантехническое оборудование, керамическая плитка и прочее в таком духе. Сам себе не веря, Трэш разодрал десятка три, но без малейшего толка.
Полный облом.
Присев на груду рассыпавшегося из ящиков содержимого, уставился на вход с разочарованием. Но тут же голову осенила замечательная мысль, скрасившая осколки разбитых надежд.
Жаль, конечно, что она не склеила их, но хоть что-то.
Здесь ведь сухо, ни одна капля не попала, только возле входа их ветер заносит. Достаточно прикрыть двери, и можно позволить себе полноценно отдохнуть, а не бродить по дороге в поисках жалких крох, прикрываясь при этом гнутой железякой. При столь отвратительной видимости он, даже если не нарвется на неприятности, вряд ли отыщет пищу в количествах, достаточных для компенсации потерянной на ее поиски энергии, слишком уж погода неподходящая.
Итак, решено, эта машина как минимум на одну ночь станет пристанищем Трэша. Очень плохо, что она не оправдала надежды разжиться едой, однако защита от непогоды тоже дорогого стоит.
Однако с питанием надо что-то решать, причем срочно. Диета с употреблением абрикосов и недозрелых кукурузных початков быстро доконает Трэша без посторонней помощи. Внутренний голос подсказывает – полученные ранения сами по себе не залечатся, потребуются как минимум две полноценные вещи: продолжительный комфортный отдых и усиленное высококалорийное питание.
Этому голосу Трэш доверял безоговорочно, ведь тот его еще ни разу не подвел.
Глава 9
Проснулся от угрожающего звука – громко пророкотал автомобильный мотор. Машина, судя по звуку, тяжелая, проехала опасно близко, складывалось впечатление, что еще бы чуть-чуть – и по уху чиркнула. Инстинктивно дернувшись, Трэш болезненно заурчал – резкое движение вызвало вспышку боли в простреленном боку. Тут же заныли и запекли обожженные места, стало тошно, а во рту появилось омерзительное послевкусие, заставившее заподозрить, что всю ночь он занимался тем, что жадно грыз встреченные по пути гниющие кости, закусывая это дело отборнейшим дерьмом.
Кстати, насчет ночи – а она ведь прошла. На дворе стоит ясный день, и, судя по углу наклона солнечных лучей, пробивающихся в щелку между створками дверей, и внутренним ощущениям, он даже не в разгаре, а приближается к вечеру.
Это сколько же Трэш провалялся вот так,
