Приподнимаясь, услышал звон и звук катящегося небольшого предмета, явно свалившегося с его тела. Посмотрел на пол, брезгливо поморщился – там и сям натекли гной и сукровица, все это было усыпано обгорелыми фрагментами брони и выглядело отвратительно.
А это еще что такое?
Трэш присел, протянул руку вниз, зажал кончиками когтей валяющийся кусочек металла, поднес к глазу и не сразу понял, что это деформированный сердечник бронебойной пули. Внимательно изучив пол, приметил еще один, похожий, и несколько совсем уж невразумительных осколков, возможно – частички разрушившихся оболочек.
Начиная догадываться, в чем тут дело, осмотрел раны, до которых смог дотянуться. В одной, проделанной дрелью еще до знакомства с Мазаем, заметил посторонний предмет, подцепил его когтями и вместе с порцией кровавого гноя легко вытащил пластиковую трубку, заканчивающуюся толстенной пустотелой иглой.
А ведь раньше тут ничего не торчало, он ведь не первый раз себя осматривает. Это что же получается, организм столь грязным способом избавляется от инородных предметов? Ничем другим объяснить происходящее не получается.
Если вспомнить подсказки внутреннего голоса, тот так и говорил, что необходимо сытно питаться, и тогда все неприятности со здоровьем быстро останутся позади.
Трэш пошевелил левой рукой. Послушно задвигалась, лишь в локте ощущается стесненность. Пропил, сделанный Мазаем, стал заметно тоньше, будто броня по краям за время сна частично затянула повреждение. Хотел было потрогать ослепший глаз, но понял, что когтями скорее навредит себе, чем что-нибудь нащупает.
Встав, направился к главному выходу. Именно возле него при ночной разведке заметил то, что ему сейчас требуется, – магазин одежды. Тогда его в нем ничего не заинтересовало, но сейчас один из элементов интерьера будет очень даже кстати.
Не прошло и минуты, как Трэш стоял перед громадным зеркалом, впервые разглядывая себя по-настоящему. Нет, он и ночью, когда устроил разведку окрестностей, не упустил возможности полюбоваться собой, но тогда ничего не понял. Увы, но в темноте зрение работало как-то специфически, отражение расплывалось, просматривался лишь силуэт, заполненный мраком. Сейчас все иначе, пробивающиеся через стекла солнечные лучи помогают разглядывать картинку в цветах и со всеми подробностями.
Оказывается, Трэш выглядит настолько грозно, что сам себя перепугался. Огромный до такой степени, что целиком себя разглядеть не сумел. Рожа угловатая, чем-то неуловимо похожая на сейф, стиснута грамотно расположенными массивными фрагментами брони, между ними с перехлестом пристроилась целая система мелких пластин, обеспечивающих подвижность челюстей и устрашающую мимику. Глазницы походили на амбразуры, при попытке зажмуриться они частично или полностью прикрывались не только веками, но и крепкими на вид диафрагмами, выползающими с трех сторон. Похожим способом, при необходимости, можно защитить и рот. Ушей не видать, волос тоже нет, вместо них к затылку тянутся три массивных зубчатых гребня из негнущейся кожи, между ними протянулась сеть мелких, на их пересечениях проросли шипы разной длины.
– Да вашу мать, что же я такое?! – удивленно проурчал Трэш.
Внутренний голос отвечать не стал, а кроме него, увы, говорить здесь некому.
Подняв руку, Трэш потер когтем слепую глазницу. Ее полностью затянула ссохшаяся корка, под которой неприятно чесалось, очень хотелось туда добраться. Осторожно поддев преграду, надавил, медленно сворачивая в сторону. Ожидал увидеть под ней что угодно, самое неприглядное, но все же оказался не готов к последовавшему сюрпризу, зажмурился изо всех сил, а броневые щитки диафрагмы, автоматически сомкнувшись, сухо щелкнули.
Ну как было не зажмуриться, если в глаз, отвыкший от света, будто ослепляющей кувалдой врезали.
Да-да – в тот самый глаз, над которым шесть дней назад вдоволь поиздевался Мазай. Или не так уж сильно навредил, или организму такого срока достаточно, чтобы излечить даже столь тяжелую рану, что, с учетом перенесенных за этот период лишений, радует. Получается, нормально отдыхая и питаясь, можно выздороветь куда быстрее, в этом Трэш почти уверен.
Глаз восстановился, но не полностью, яркий свет его слепил, даже через щелочку смотреть не получалось. Пришлось во время поисков держать его закрытым, сожалея, что преждевременно отодрал корку.
Трэш искал тушенку, он не мог поверить, что ее больше нет. Ведь это настолько замечательный продукт, что спрос на него обязан быть колоссальным. По логике, не меньше половины торгового зала должны были отвести исключительно под нее, ну или оперативно пополнять стеллаж по мере разбора.
В ходе поисков он не забывал присматриваться к другим продуктам и вскоре сделал еще одно приятное открытие – оказывается, окорок ничем не хуже тушенки. Грудинка – тоже ничего, сало чуть похуже, но тоже сойдет, колбаса бывает разной, в основном не очень, сыр тоже попадается всякий, в том числе очень даже вкусный, особенно если он твердый. И еще, закусывать его нужно сливочным маслом, перемешанным с икрой.
Трэш постепенно и уверенно открывал в себе гурмана.
Холодильники потекли, кое-где пошел нехороший запах, но некоторые продукты остались замороженными или хотя бы охлажденными. Трэш высыпал в рот упаковку креветок, и они ему ни капли не понравились, в отличие от очищенных мидий. К пельменям он даже прикасаться не стал – ни вид, ни запах не понравились, складывалось впечатление, что это фальшивая еда, ну или он что-то в них не понимает. С интересом принюхался к мясу, каким-то образом догадался, что это вкусно, но употреблять имеет смысл только после термической обработки. Ради эксперимента сжевал один кусок, понял, что желудку это понравилось, но вот об удовольствии говорить не приходится, лучше уж к сыру вернуться.
Продукты, которыми Трэш набивал брюхо, зачастую оказывались солеными или острыми, а уж жирными – почти всегда, поэтому организм начал требовать воды тем настойчивее, чем больше его загружали пищей. С пивом связываться больше не хотелось, сходил к стеллажам, забитым водой, заодно прихватив ведро, которое использовал в качестве стакана. Залившись, вернулся к магазину одежды, забрал оттуда несколько рубашек, с их помощью протер пол в том месте, где спал.
Бронированному телу все равно, на какой поверхности валяться: мягкой, твердой или даже утыканной острыми предметами, но очень уж брезгливо устраиваться на грязном.
Место Трэшу нравилось, оно и правда самое удобное во всем здании. Отсюда и зал неплохо просматривается, и можно уйти по коридору к выходу с другой стороны. До широкой двери всего-то несколько шагов, путь к ней он прикрыл от посторонних взглядов щитами с рекламными материалами.
Здесь он и устроился на дневку, которая, скорее всего, перерастет в ночевку. Чувствовалось, что организм нуждается в продолжительном отдыхе, не все раны залечены, не все посторонние предметы удалены.
Интересно, как долго придется восстанавливаться? Да, запасы торгового зала велики, не поспоришь, однако не беспредельны, а аппетит непомерно велик. К тому же Трэш сейчас снимает сливки, поедая самое вкусное.
Как бы вскоре снова
