Все присутствующие посмотрели друг на друга. Внимательно посмотрели.
Майк еще раз перевел дух.
– И я выяснил кое-что еще.
– Опять плохие новости, – вздохнул Нил.
Майк сложил руки на груди, уставился на Артура и сосчитал до пяти.
– Никто из вас на самом деле не представляет, как работает Дверь, так?
Руководитель набрал воздуха и поднял руку. Майк наблюдал за ним и видел, как одновременно с этим жестом задвигались его лицевые мышцы, а губы приготовились произнести заготовленную реплику, быстро, но не чересчур поспешно. Это были заученные движения, не раз повторенные и отрепетированные.
Но тут кто-то прервал пожилого ученого.
– Да, – сказал Олаф, – мы этого не знаем.
Тридцать пять
– Олаф, ты подписал ряд…
– Пора сдаваться, Артур, – сказал Олаф. – С этим покончено.
– Мы все согласились…
– С этим покончено, – повторил Олаф. – Он нас раскусил.
Артур старательно не глядел на Майка.
– Мы с тобой договорились, что не…
– Мы с тобой ни о чем не договаривались, – сказал Олаф. Он махнул рукой в сторону Майка. – Возможно, он прав, и я не тот парень, который что-то с тобой обсуждал.
– Но ты знаешь, что мы обсуждали!
– Да мать вашу, – выругалась Саша, – Олаф прав.
Некоторое время они переглядывались. Нил крутил обручальное кольцо. Джейми сжала руку Майка, потом отпустила ее и уселась обратно в свое кресло.
На некоторое время стало тихо.
– Итак, – сказал Майк, – я снова начну делать обоснованные предположения или кто-то из вас хочет объяснить мне, как вы создали этот агрегат?
Ученые снова переглянулись. Потом Олаф откашлялся:
– Работа в «СЕТ» стала катастрофой. На всех возможных уровнях. Мы годами дурили сами себя и находились в глубочайшем отрицании, даже после неудачи с двумя первыми тестовыми блоками. А после Трэмпа поняли, что все кончено. Особенно для меня и Артура. Больше никаких грантов, никаких исследований. До последних дней нашей профессиональной деятельности мы будем идиотами, которые убили пса, пытаясь его телепортировать. И если бы нам повезло, мы бы кончили преподавателями начального курса физики в каком-нибудь муниципальном колледже.
Олаф помолчал, потирая переносицу.
– Идея Двери пришла мне в голову как способ отсрочить неизбежное. Мы думали, сможем получить дополнительный год или два, перед тем как все поймут, что толку от нас не будет. Возможно, этого времени хватит, чтобы память о «СЕТ» несколько стерлась.
Артур кашлянул в кулак.
– За Дверью стоят кое-какие реальные научные исследования, – сказал он, – это не полное надувательство. Просто пройдут десятилетия, а может, и века, прежде чем мы на самом деле поймем, что в ней к чему.
– Это вроде проекта НАСА по гиперпространственному двигателю, – вступила Саша. – Гипотетически его возможно создать, просто неизвестно, как заставить функционировать на практике.
– Но Дверь работает, – сказал Майк. – Как вы это сделали?
Артур и Олаф посмотрели друг на друга.
– Ну?
– Мы напились, – сказал Олаф.
– Простите?
Артур снял очки. Потянулся к несуществующему галстуку, вздохнул и протер их рукавом рубашки.
– Нам четырнадцать месяцев удавалось дурить Магнуса, но потом он потребовал хоть что-нибудь ему показать. Продемонстрировать доказательства того, что у нас есть успехи. В противном случае он не собирался продлевать финансирование. А у нас ничего не было. Мы сконструировали кольца, всю их систему, но без формул и уравнений, которые заставили бы ее работать, она оставалась просто очень мощным, очень дорогим электромагнитом. Мы подписали приговор нашей карьере. В мой кабинет пришел Олаф, и мы выпили по двойному виски. Потом еще раз выпили. И еще.
– Потом послали кого-то за добавкой, – сказал Олаф.
– Меня, – уточнила Джейми.
– Так это ты была? Я уже даже и не помню.
– Думаю, да, – ответила она, – но, полагаю, теперь личность того, кто бегал за добавкой, стала спорной.
Олаф фыркнул. Артур выпрямился в своем кресле и огляделся по сторонам.
– Там собралась почти вся команда, и все мы были изрядно пьяны. Завязался разговор о том, что мы войдем в историю как сборище придурков. Может, как кучка безумных ученых, если люди окажутся достаточно добры. А сидели мы прямо в моем кабинете. С моей коллекцией книг. Среди них, – продолжал он, – был трактат человека по имени Александр Котурович. Ограниченный тираж. Думаю, напечатано было всего две или три сотни экземпляров, и большинство из них не сохранилось. Я нашел свой в букинистическом магазине в Англии, когда собирал материал для «Истории, что мы знаем».
Майк немного подождал дальнейшего повествования. Все смотрели на Артура. Олаф не сделал никаких попыток продолжить.
– Еще в конце восьмидесятых годов девятнадцатого столетия Котурович проводил исследования в области нейробиологии и биохимии, но он также любительски пробовал себя в физике и математике, да и во всем понемножку. «Любительски» здесь ключевое слово. – Артур водрузил очки на место. – Ну, тогда я, скажем так, даже не удосужился упомянуть его в своей книге.
– Он чокнулся на почве Судного дня, – сказала Саша. – Думал, что человечество когда-нибудь сформирует своего рода телепатический посыл, коллективное бессознательное, и откроет многомерную брешь между мирами. И тогда нас атакуют через нее чудовища из иных миров.
Майк посмотрел на нее.
– Ты читала его книгу?
– Мы тогда все ее прочли, – сказала Джейми, – по два или три раза.
– Если бы он жил сейчас, – добавил Нил, – то постоянно мелькал бы на Историческом канале[48] с рассказами о русалках, энергии пирамид, снежном человеке и прочем дерьме.
– Или участвовал бы в фильмах для «Сай-Фай»[49],– сказала Саша.
Артур прочистил горло.
– Слова Олафа напомнили мне об этом трактате, – произнес он. – Не припомню, что именно. Но мы взяли книгу с полки и прочли вслух несколько абзацев. Изрядная часть труда Котуровича представляет собой теорию конца света с математическими выкладками в качестве ее обоснования. Все это, конечно, вздор, и мы представили себе, как через сотню лет кто-то вот так же станет читать о нас. Потом мы добрались до страниц с длинными расчетами для разрыва барьеров между измерениями. Я воткнулся в них на несколько минут, колебался, а затем Саша сказала, что мы должны использовать его расчеты для нашей Двери.
Саша пожала плечами.
– Я к тому времени уже три или четыре стаканчика пропустила, – заметила она. – А тогда казалось, будто Котурович лучше нас соображал, как создать брешь между измерениями.
– Мы все напились, – сказал Олаф. – Достаточно, чтобы показалось разумным попытаться, и недостаточно, чтобы мы не смогли справиться с оборудованием.
– Мы и
