стесняясь того, что говорит, пробормотал:
– Короче, так, Аркадий… Считай, что твоему парню крупно повезло. По счастливому стечению обстоятельств эти ребята-спецназовцы, все, как один, именно в момент выстрела «отвернулись», «отвлеклись», «смотрели в другую сторону», ну и так далее. Короче, обстоятельства происшествия неясны. Может быть, Газеев застрелился, вырвав пистолет у Смирнитского. Или попытался на него напасть… В общем, прямых свидетелей убийства нет. Кроме врача и медсестры. Но, может быть, к утру они изменят свои показания. С учетом того, какого «хорошего парня» застрелил твой Смирнитский. Намек ясен?
– Вполне, – кивнул Волин.
– В конце концов, факт убийства капитана милиции Пилюгина Виктора Павловича и попытки убийства этой девочки, Рибанэ, Михаилом Газеевым налицо. Но…
– Что?
– Объясни своему Смирнитскому, какой срок ему обломится, если он не прекратит разыгрывать из себя графа Монте-Кристо.
– А что такое?
– Да завел, как попка, одну и ту же песню: мол, я его застрелил, но виновным себя не признаю. Пусть, мол, суд разбирается. Я уж и так ему намекал, и эдак. Может, говорю, Газеев пытался на тебя напасть или, допустим, сделал какое-то подозрительное движение в твою сторону или в сторону кого-нибудь из этих спецназовцев. Между «предумышленным» и «убийством по неосторожности» есть разница. Лет эдак в семь. Или, говорю, может быть, увидел труп капитана Пилюгина и впал в состояние аффекта. Так нет. Уперся. Я, говорит, все сделал сознательно и без всяких угроз со стороны Газеева. Спрашиваю, мол, ты хоть понимаешь, какой срок можешь получить с такими показаниями? Понимаю, отвечает, но это дело не мое и не ваше, а суда. Пусть суд и решает. А меня, говорит, совесть не заест. Нет, ты понял, Аркадий? Совесть его не заест.
– Понял, понял, – ответил Волин.
– Короче, время у вас есть, до восьми утра. В восемь мне придется передать дело по инстанции. А это все, Аркадий. Там уже ничего не изменишь. Потом была беседа с врачом и медсестрой. Волин рассказал им о газеевских «подвигах», о Маринке Рибанэ, – вы же видели, какой ее привезли сюда, – об убитом охраннике в службе «777». В конце концов, они «припомнили», что успокаивали больных. Врач вошел в палату к одному особенно возмущенному шумом старичку, сестра ему помогала, поэтому непосредственно в момент выстрела их вообще не было в коридоре. А затем состоялся неприятный разговор с Сашей. Оперативник сидел и смотрел в окно с таким видом, словно разговор его вовсе не касался. Волин долго убеждал Смирнитского в том, что нужно – просто необходимо, – изменить показания. Все понимают природу его, Саши, поступка, и все согласны, что Газеев получил по заслугам. Но зачем же самому класть голову на плаху? Глупо! Разговор закончился тем, что Саша посмотрел на Волина со странным сожалением и равнодушно сообщил, что срок его не пугает. Плевать ему на срок. Он сделал то, что должен был сделать, и, если суд решит, что Саша заслужил максимально строгое наказание, значит, так тому и быть. Он ни о чем не жалеет и, более того, если бы время сейчас отмотали назад и предложили ему выбирать, поступил бы точно так же. И не надо его ни в чем убеждать. Показания он, Саша, подписал и менять их не собирается.
– Ты слышишь меня? – громко спросил «Главный».
– Что? – Волин вдруг понял, что задумался.
– Я спрашиваю, что с этой Рибанэ? Она жива-здорова?
– Да. С Рибанэ все нормально.
– Ну и отлично. – «Главный» перевел дух, протер платочком лоб. – Значит, свяжись со смежниками, пусть закрывают дело и сдают в архив. С глаз долой – из сердца вон, как говорится.
– Хорошо. «Сейчас, – подумал Волин, – он скажет, что мы с такой работой сведем его в могилу и что до пенсии он не доживет».
– Вы меня с такой работой в могилу сведете, – проворчал «Главный». – До пенсии спокойно дожить не дадут. Один, понимаешь, самоуправством занимается, второй – машины корежит и обвиняемых отстреливает. Как с цепи сорвались, ей-Богу, – он посмотрел на стоящего перед столом Волина. – Вам еще повезло, что в квартире у этого Газеева нашли вещи: куртку там, джинсы, кепку. Походный термос для льда… А не то бы я сам тебя под статью отправил. Ну что смотришь? Иди, работай. Стоишь, как привидение. Волин вышел в коридор и направился к своему кабинету. Настроение у него, откровенно говоря, было паршивое. Все шло наперекосяк. И он почему-то не испытывал торжества от того, что им удалось поймать маньяка-убийцу. Наоборот, плавал в душе ил недовольства. Как-то все было не так. Наперекосяк как-то было все. Он подошел к своей двери, достал из кармана ключ, отомкнул замок.
– Аркадий Николаевич? Волин обернулся. Перед ним стоял невысокий, худощавый, совсем молодой парень с бледным лицом. На парне была кепка-бейсболка, кожаная куртка, джинсы и кроссовки. «Тот самый наряд, – подумал Волин механически. – Наряд убийцы-маньяка».
– Аркадий Николаевич Волин? – переспросил парень.
– Да, – кивнул Волин. – Вы по делу?
– Мне нужно с вами поговорить.
– Знаете что, – Волин подумал. – Заходите завтра. Вы можете завтра? Сегодня у меня очень много дел…
– Я не могу завтра, – пресек парень дальнейший ход беседы.
– Дело касается покойного Вадима Завадского.
– Кто это? – нахмурился Волин. – Знакомая фамилия, но…
– Вадим Завадский был телохранителем Марины Рибанэ. Но дело не только в нем. Дело еще и в Михаиле Газееве. «О господи, – подумал Волин. – Даже после смерти он не дает мне покоя».
– Михаил Газеев погиб этой ночью, – сказал Волин устало. – Дело закрыто. А я третьи сутки на ногах. Может быть, ваша информация все-таки подождет до завтра?
– Нет, – покачал головой парень. – Если Михаил Газеев погиб, она тем более не может ждать.
– Аркадий Николаевич, – позвал дежурный.
– Да? – тот обернулся.
– Только что звонили криминалисты. Вас не было, так я записал… насчет анализа слюны на окурках, найденных в подъезде…
– Да, – кивнул Волин. – И что?
– Они провели анализ… – дежурный с сомнением посмотрел на парня. – Э-э-э…
– Что? – повторил Волин.
– На окурках слюна не Газеева, – едва не радостно сообщил дежурный.
– Как не Газеева? – Волину показалось, что он налетел на электровоз. – А чья же?
– Они не сказали. Сказали только, что не Газеева.
– Наверное, брата, Бориса, – сам себе объяснил Волин.
– И не Бориса, – подал голос парень.
– И насчет кроссовки, – продолжал дежурный. – В смысле, того следа, который обнаружился под лужей крови в беседке, возле трупа Пашиной. Криминалисты «проявили» отпечаток и сделали слепок. Убийца носит кроссовки сорокового размера.
– А у Михаила Газеева какой размер? – спросил Волин, холодея. Он не мог вспомнить размер туфель Михаила, но в одном был уверен абсолютно точно: не меньше сорок третьего.
– Сорок четвертый, – вновь ответил за дежурного странный парень. – А у Бориса Газеева – сорок третий.
– Наверное, напутали что-нибудь эксперты, – пробормотал Волин, с отчаянием понимая: ерунду говорит. Ничего эксперты не напутали. Как не напутали и в прошлый раз, со временем смерти. Просто психопату снова удалось их обмануть.
– Ничего ваши эксперты не напутали, – словно прочитав его мысли, сказал парень. – Все точно. Волин толкнул дверь кабинета:
– Входите. – Парень вошел, прошагал к стулу, присел. Волин устроился за столом, закурил, чтобы отогнать сонливость. – Рассказывайте, что у вас.
– Позапрошлой ночью Вадим вызвал меня телефонным звонком. Сказал, что у него ко мне срочное дело.
