– Стальная.
– Это плохо. Плохо, плохо, плохо. Капитан помял пальцами кончик носа.
– А если петли автогеном срезать? – предложил участковый.
– На десять минут всей работы.
– Нельзя. Во-первых, он может в глазок посмотреть. Увидит наших – убьет заложниц. Во-вторых, рама раскалится, начнет обивка тлеть. Запах по всей квартире пойдет. Ладно. Ничего. Главное, заложниц от двери отвести. Рванем аммонитовой шашкой, а парни спустятся на тросах с верхнего этажа и ворвутся через окна. Ухандокаем этого орла на раз, делать нечего. Он хрюкнуть не успеет – уже на том свете окажется.
– А как заряды крепить? – озаботился участковый. – Шум ведь.
– А лифт там зачем? Лифт будем гонять.
– Любые силовые действия только после того, как Люся и Катька окажутся вне опасности, – сказал Волин.
– Само собой, – серьезно кивнул капитан. – Само собой. – Он полез в салон, схватил микрофон передатчика: – «База» – всем. Снимайте оцепление, подтягивайтесь к «Дому». «Объект» уже внутри. С ним двое заложниц. – Высунулся из машины, спросил Волина: – Какой у тебя этаж?
– Четвертый.
– Окна куда выходят? На нашу сторону или на противоположную?
– На нашу. Три окна. По порядку: кухня, гостиная, Катькина комната.
– Справа от лестницы? Слева?
– Справа.
– Ага. Цапля-шесть, вызывает «База». Четвертый этаж, три окна. Справа от лестницы.
– «База», я – Цапля-шесть. Понял тебя. Окна темные, задернуты занавесками. Никаких признаков движения. Волин несколько раз глубоко вздохнул, сказал:
– Я пойду туда.
– А смысл?
– Там моя семья. Слово было сказано. «Семья». Куда он от них?
– А-а, ну если ты с этой точки зрения, – протянул капитан.
– Я должен быть рядом.
– Это если он тебя впустит. Может и на хрен послать.
– Я попробую.
– Пушку оставь. Не хватало еще снабдить этого урода «стволом».
– Да, конечно. Волин достал «макаров», положил на капот.
– Значит, слушай, – торопливо напутствовал его капитан. – Связи у нас не будет, поэтому договоримся следующим образом. Если почувствуешь, что «край», – врубай свет. Мы сразу войдем. Усек?
– Усек. Волин не очень хорошо соображал. Он сейчас думал о Катьке и Люсе, оказавшихся в руках психопата-убийцы. Реальность воспринималась им словно со стороны. Будто смотрел он страшное кино. Потому и отвечал механически. На «автопилоте».
– Нет, ты точно усек?
– Точно.
– Хорошо. Когда мы будем готовы к штурму, подадим знак: лифт тронется и тут же остановится, потом опять тронется и опять остановится. Два раза. Понял?
– Понял.
– Хорошо. Услышишь сигнал, сразу падай на пол. И постарайся как-то объяснить это своим женщинам. Сигнал – тут же на пол, плашмя и закрыть головы руками. Ясно? Лучше, если упадете под стены. Меньше шансов попасть под огонь.
– Понятно. Только, я тебя умоляю, не начинайте штурм, пока не выйдет Катька. Хотя бы Катька.
– Договорились. Кстати, постарайся приоткрыть занавеску. Получится – будет и вовсе замечательно. Снайпер сможет его «снять». – Капитан подумал, сказал: – Вообще, было бы лучше пойти мне. Я хоть в курсе, что и когда делать. Но она же тебя знает.
– Разберусь на месте, – отрубил Волин. – Тоже не первый год замужем. Я пошел.
– Давай, – капитан снова схватился за рацию: – «База» – всем. Подтягивайтесь, ребята. Цапля-шесть, если заметишь движение в окнах – докладывай немедленно.
– Цапля-шесть. Понял тебя, «База».
– Наш человек идет к подъезду. Смотри за ним внимательно.
– Понял, понял, «База». Вижу его. В окнах по-прежнему никакого движения.
Волин вошел в подъезд и удивился, насколько тот пустой и гулкий. Тишина стояла такая, что было слышно, как подвывает ветер в лифтовой шахте. Он пошел вверх, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Сердце нервно бухало в пустой, как бочка, груди. Хоть бы кто-нибудь подал признаки жизни. Почему так происходит? Всю жизнь тебя нервируют привычные шумы. Один сосед слишком громко включает музыку, второй постоянно что-то сверлит, третий увлекся чеканкой и по три часа в день лупит молотком по железу, да так, что мозги на сторону сползают. Но, когда шум становится очень важным, когда он превращается в символ жизни, его нет. Именно из-за этой ирреальной тишины у Волина возникло чувство, будто, войдя в подъезд, он попал в другой мир. В мир, принадлежащий психопату. Здесь нет и не может быть шума, потому что нет других людей. Есть только Волин, Боря и две женщины. Небезразличные им обоим. Борин мир населен смертью. Смертью и страхом. Больше в нем не было ничего. Волин поднялся на площадку четвертого этажа и нажал кнопку звонка. Щелкнул замок, второй. Дверь открылась, и Волин увидел Люсю. Лицо белее мела. Глаза красные, веки опухли от слез.
– Заходи, – послышался из глубины квартиры мужской голос.
– Вообще-то, тебе не стоило приходить, но, раз уж пришел… заходи. Волин решительно переступил порог. Словно нырнул в гнилую стылую воду. Разом, с головой, так, что подвело сердце. Все окна в квартире были зашторены, с улицы не проникало ни капли света. Единственным исключением являлась кухня. Волин прошел в большую комнату. Здесь стоял диван, журнальный столик с плавящейся на нем свечой, стенка, телевизор на специальной подставке, два кресла, в одном из которых и устроился Боря. Левой рукой психопат прижимал к себе сидящую на подлокотнике Катьку, в правой держал нож. Лезвие упиралось в Катькину спину, как раз в районе сердца, чуть вдавливаясь между ребер. Волин остановился посреди комнаты, разглядывая маньяка. Он впервые увидел его настолько близко. Вчерашнее происшествие в больнице можно не считать. Тогда он еще не знал, с кем имеет дело. Катька, увидев его, почему-то побледнела еще больше, прошептала:
– Папа… папочка…
– Папа… папочка… – передразнил Боря и засмеялся. – Как она тебя называет обычно? «Предок», «старый диван», «развалина»? Нет? А как?
– Волин, – ответил Волин.
– Волин, – тут же повторил Боря. – Они все такие. Им нельзя верить. Ты – «папочка», пока смерть держит их за глотку. Отпустит – снова станешь «Волиным».
– А отпустит?
– Не-а, – Боря снова засмеялся. – На этот раз им не повезло. Да и то, может, тебе будет приятнее знать, что всю оставшуюся жизнь твоя дочь называла тебя «папочкой», а не «Волиным», а? Волин смотрел на него. Странно, думал он. Как можно было ошибаться? Этот ублюдок ни капли не похож на женщину.
– Это ты звонил мне? – спросил Волин. Зачем он спросил? Ему не было никакого дела до того, кто ему звонил. Боря – не Боря, какая сейчас-то разница? Просто Волину почему-то показалось, что будет лучше, если между ними завяжется разговор.
– Я? – Боря захохотал. – Брось ты. Я же не идиот.
– Да уж, я заметил.
– Нет. Тебе звонила эта сука Марина. Здорово она напугалась, верно? Волин едва заметно поморщился. Он не любил площадной брани. И уж тем более при детях. А Катька – ребенок. Хоть и большой…
