Подождал поодаль, пока из пекарни подвода не выехала, на ней фанерный короб, и вроде как из короба парок идет едва заметный, как от горячего хлеба. Андрей за телегой пошел, а как свернула она в переулок, нагнал, с облучком телеги поравнялся.
– Деда, не продашь ли хлеба?
– Да что ты, они же расписаны в документах! Ежели продам, меня под суд отдадут, этот – революционный.
Андрей шаг замедлил. Не отнимать же силой хлеб. И до Москвы добираться еще неизвестно сколько. Сутки бы он еще продержался. Но доберется ли он за такое время? Да и как встретит его новая старая столица? Телега остановилась, дед махнул рукой, подзывая:
– Ты не «ахвицер» будешь?
– А хоть бы и так!
– Деньга есть?
– Имеется.
Дед осмотрелся по сторонам. По причине раннего и промозглого утра на улицах пустынно.
– Коли брюхо подвело, дам адресок тебе. Но о том – никому. Дойдешь до конца переулка и налево повернешь. Третий дом с угла. Хозяйке скажешь – Терентий послал.
– Спасибо.
Телега поехала. Андрей постоял немного. Как в сказке. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо… Людям верить до конца нельзя. Достал Кольт из кармана шинели, загнал патрон в патронник, придерживая курок большим пальцем, нажал спуск. Жалко, что у хорошего в целом пистолета нет самовзвода. Вернул пистолет в карман. Кобуру, как ни жалко было, оставил на транспорте. Из желтой свиной кожи уж очень приметна, к тому же велика. А ему сейчас на себя внимание обращать меньше всего хочется.
– Доброе утро, хозяюшка. От деда Терентия я.
– Проходите.
Хозяйка пропустила в дом, довольно крепкий. Первый этаж из камня, второй из бревен.
– Что желаете?
– Покушать. А если с собой в дорогу что-нибудь найдется, вовсе хорошо будет.
– Если деньги есть, найдется все, даже выпить.
– С этим обойдется.
Руки вымыл под рукомойником, за стол уселся. Шинель на вешалке, успел пистолет в правый карман брюк сунуть, а в левом – портмоне. Хозяйка на стол тарелку борща поставила, пару крупных ломтей пшеничного хлеба. Андрей попробовал – вкусно. Быстро съел. На второе вареная картошка с небольшим кольцом домашней колбасы. Он такую ел лет десять назад. А под занавес настоящий чай. Цвет, запах – как до войны. Еще бы пирожков или пирожных. Но все равно удовольствие получил. По телу кровь быстрее заструилась, в животе тепло. Еще бы в теплой и мягкой постели минуточек шестьсот вздремнуть. Стряхнул с себя оцепенение.
– Сколько я должен?
– Пятьдесят рублей.
Даже с учетом инфляции сумма очень велика. Но за харчи, да еще вкусные, да когда живот к спине прилип, надо платить. Он достал из портмоне полтинник, отдал хозяйке.
– Мне бы еще что-нибудь с собой в дорогу.
– Могу хлеб предложить и соленое сало.
– Сгодится.
Деревенский круглый каравай ржаного хлеба и килограмм соленого сала обошлись еще в полсотни. Андрей уложил приобретение в вещмешок. Хозяйка платежеспособному гостю рада.
– Может, девочку?
– Не надо.
– Будет нужда – всегда рады.
Приспосабливаются люди. Кому война, а кому мать родна. Шел к вокзалу и прикидывал. Еще год назад за эти деньги в хорошем интересном ресторане вечер можно было посидеть, с мясными блюдами, шустовским коньяком, даже с бутербродами с икрой. А ныне – один раз пообедать без изысков.
Около полудня на станции остановили состав. Кабы не бункеровка паровоза, наверняка прошел бы мимо. В вагоны пытались сесть, но это было невозможно. Теплушки полны тех, кто успел сесть раньше. Андрею снова посчастливилось занять место на крыше. Некомфортно, поскольку дует, а еще опасно. Путевой ход давно никто не ремонтировал, и временами вагоны раскачивало, с крыши запросто можно было свалиться. С четырех метров высоты на шпалы – мало не покажется.
С задержками, пересадками, за десять дней Андрей добрался до Москвы. Народу здесь на улицах и площадях поболее, чем в Питере. Но если в Петрограде разрушенных домов или зданий нет, то в Москве видны следы прошедших боев. Еще бы! В октябре 1917 года самые настоящие бои развернулись на Остоженке и Пречистенке, Знаменке и Охотном Ряду, на Арбате и Страстном бульваре, Скобелевской площади, в Замоскворечье и Лефортове. Под руководством Фрунзе красногвардейцы штурмовали Кремль. Невзирая на историческую и прочие ценности зданий Кремля и драгоценности в сокровищницах, красные вели артиллерийский огонь. Михаил Покровский, будущий председатель Моссовета, высказался за решительные действия против Кремлевского гарнизона, которым руководил полковник Константин Рябцев. В итоге Кремль взяли. В 1919 году белые расстреляли Рябцева за капитуляцию и сдачу Кремля, а Покровского погребли в 1932 году у Кремлевской стены, за Мавзолеем Ленина. Были сильные повреждения Успенского, Благовещенского, Николо-Гостунского соборов, собора двенадцати апостолов, колокольни Ивана Великого, Патриаршей ризницы, некоторых башен. Например, Беклемишевская стояла без вершины, сбитой снарядом, у Спасской повреждены ворота и остановились часы, поврежденные снарядом. У Никольской башни повреждены проездные ворота и стены. Монахов и царских чиновников выгнали, некоторые монастыри на территории Кремля взорвали, зато въехали большевики. И обустроили там не только служебные помещения, но и жили там семьями.
Со стороны Красной гвардии во время боев погибли 240 человек, установить личности удалось только у 57, юнкеров, офицеров и верных царю солдат оказалось в два раза больше – пятьсот.
В Москве Андрей пробыл две недели, разыскивая однополчан по гатчинской авиашколе или по осовецкой авиароте. В свое время обменялись адресами, а получилось, востребованы оказались. Из общественного транспорта в столице только трамваи, да и то ходят нерегулярно. По этим адресам из записной книжки и поехал. Да неудачно получилось. То в квартире вместо знакомого пилота уже новые жильцы из пролетариев, то никто не открывает, и на двери слой пыли и паутина, явно жильцы давно не появлялись, да и появлялись ли. В один из таких неудачных дней Андрея окликнули по фамилии. Удивился он, остановился, обернулся. К нему подходит молодой мужчина, и вроде лицо знакомое. Но на голове картуз, куртка потертая, порыжелые от времени сапоги. Мужчина наклонился к уху.
– Простите, господин поручик, что не по званию окликнул, ныне это опасно.
Как только мужчина заговорил, Андрей по голосу его вспомнил. Служили вместе в Осовце, но он в кавалерии, а встречались в офицерском собрании. Как же его фамилия? Напрягся, а вспомнить не мог, сколько лет уже прошло, да не простых, насыщенных не самыми радостными событиями. Мужчина понял.
– Ротмистр Гаврилов! – напомнил он.
– Да, теперь вспомнил. Осовец, офицерское собрание.
– Ради бога, тише! А то услышат. Отойдем в сторонку. Как вы?
– Недавно приехал в столицу. Я последние два года на авиатранспорте служил, на Балтике. Ныне ни армия, ни флот не востребованы. Хотел по сослуживцам пройтись, да нет никого.
Гаврилов оглянулся по сторонам.
– Позвольте вопрос?
– Валяйте.
– Как вы относитесь к большевикам?
– А как я могу относиться к людям, разрушившим страну и подписавшим позорный мир с немцами?
– Я так и думал. Не хотите
