— Я должен был попробовать. — Пьер многозначительно округлил свои голубые глаза и потер щеку. — Когда-нибудь ты не успеешь меня остановить.
Да уж, когда-нибудь я потеряю бдительность, лет через тридцать, не раньше, уж тогда-то он и развернется на все оставшиеся силы.
А впрочем, зачем ждать? Достойный муж и семейство мне не светят. Подруги уверяют, что, отказываясь от труляля, я теряю очень многое. Может, насколько мне не нравятся мужские поцелуи, настолько понравится все остальное?
— Ты будешь на празднике? — спросил меня Пьер. — Леди Шерези тебя отпустит?
— На празднике сенокоса? Конечно!
Для окружающих я была безродной сиротой, которая живет в замке из милости. Спрашивать разрешения у матушки я не собиралась. Будет весело. Все напьются до животного состояния, будут танцы и песни, к небу взметнется пламя костров, я надену премилое платье, юбки которого должны развеваться в хороводе. Кстати, если я собираюсь возлечь на ложе страсти с красавцем-кузнецом, можно будет это сделать уже сегодня.
— Не танцуй ни с кем, кроме меня, — велел Пьер.
— Не напивайся, — велела я. — Твоя выносливость нам сегодня понадобится.
— Это зачем это?
Мой кавалер иногда проявлял непроходимую тупость.
— До начала праздника я собираюсь посетить фату Илоретту, чтоб разжиться у нее особым зельем, препятствующим зачатию детей.
— Вот оно что. — Пьер почесал свою макушку, заросшую светло-льняными волосами. — А зачем?
— Я собираюсь с тобой переспать, дубина! — торжественно изрекла я и, поднявшись с травы, взяла в руки корзину.
Парень, видно не совладавший со свалившимся на него счастьем, остался лежать.
Магда хлопотала на кухне, единственном помещении в замке, за которое мне было бы не стыдно, появись здесь даже королева Аврора. Кастрюли блестели, начищенные песком, огонь в плите полыхал, на столе, который полагалось скоблить не менее двух раз в день, подходило тесто для вечернего пирога.
— Куда нам столько? — спросила я, ставя корзину на скамью.
— Господам на ужин, — ответила Магда, — а остальное я отнесу на праздник, и пусть деревенские кумушки умоются. Лучше моих пирогов во всей Ардере не сыщешь.
Это было правдой. Я перебрала ягоды и уже собиралась отправиться к фате Илоретте, в ее уединенное лесное жилище, когда на кухню заглянула моя родительница. Руки леди Шерези были измазаны краской, а карие, как и у меня, глаза полыхали привычным творческим безумием.
— Куда нам столько? — спросила она и получила от Магды тот же обстоятельный ответ, который был дан и мне на тот же вопрос.
Я потихоньку пятилась к выходу, по опыту зная, что стоит мне хоть на минутку задержаться, мать моя найдет три сотни поручений. Не успела. Леди Шерези остановила меня мановением руки:
— Дщерь моя, пройди в мастерскую. Нам нужно поговорить.
Я послушно поплелась за ней сначала в сад, затем, миновав практичные грядки с овощами, прошла через солярий, чтобы остановиться у мольберта.
— Позировать я сегодня никак не могу. — Сложив руки на груди, я приняла вид самый покаянный. — Простите, матушка.
— Какое позирование? — Матушка порылась на столе, заваленном кистями, обрывками набросков, огрызками яблок, останками виноградных венков с ощипанными ягодами и прочей чепухой. — Где же оно?
К нам в замок еженедельно приходили деревенские женщины для уборки, сюда, в святая святых великой художницы, они не допускались, поэтому в помещении царил обычный для нас хаос.
— Вот! — Леди Шерези двумя пальцами, как дохлую мышь, вытащила свернутый трубочкой пергамент, на котором болталась сургучная печать.
— Королевское повеление? — спросила я с интересом, узнав герб.
— Да? — Матушка развернула документ, пробежала его глазами и отбросила. — Действительно, повеление. Доставлено неделю назад. К сожалению, мы его исполнить не сможем. Мой сын и наследник Шерези слишком слаб здоровьем… Я напишу ответ завтра или на днях. Не то, опять не то!
— Подождите. Что хочет от нас ее величество?
— Ко двору призывается старший сын нашего рода.
— Зачем?
— Да какая разница! — Леди Шерези наконец нашла то, что искала, и протянула мне.
Это тоже был пергамент и тоже с печатью. Господин Фроше, а послание было от него, считал возможным запечатывать корреспонденцию изображением своего самосочиненного герба.
Я прочла.
— Он собирается посетить нас?
— Именно. Кузен желает лично поздравить графа с днем рождения.
— Но это уже завтра?
— Он может прибыть с минуты на минуту.
— Что будем делать?
— Я не знаю, Басти. — Матушка раздраженно пнула мольберт, такое неуважение к творчеству могла себе позволить только она. — Мерзавец нарочно отправил гонца с письмом одновременно с началом собственного путешествия. У нас нет времени подготовиться! Скорее всего, гонец уже разузнал в деревне, что граф дома, и передаст эту информацию Фроше.
— Тайный отъезд графа?
— Господин Фроше потребует отправить погоню и вернуть именинника. Нам нечего будет противопоставить родственному произволу, замаскированному дружелюбием.
Я молчала, не зная, что еще предложить.
— Мы сбежим вместе, — решила матушка. — Скроемся в провинции, я продолжу писать, ты займешься фермерством.
О сельском хозяйстве моя родительница имела представление весьма поверхностное, я бы даже сказала — пасторальное. Мы не выживем без замка. Свободных денег у нас нет, даже на самый скромный домик в самой отдаленной провинции, хотя, по чести, какая провинция отдаленней нашей? Шерези стоит почти на оконечности материка, в десяти лье на юг начинается море, на западе и севере — непроходимые горы.
— Матушка готова снова выйти замуж? — осторожно спросила я.
— Зачем?
— Затем, что в Шерези мы находимся под защитой короны, мы — владетели этих земель. Как только мы покинем замок, оберегаться придется самим. А так как денег, чтоб заплатить наемникам, у нас нет, единственным шансом на выживание будет брак с каким-нибудь здоровяком, а лучше — здоровяком состоятельным, у которого есть хотя бы два десятка солдат.
— Мы выдадим замуж тебя.
— По каким, позвольте узнать, документам? В любом храме у меня потребуют свидетельство о рождении за подписью фаты, дарующей имена, либо храмового чиновника.
— Я подделаю документы, уж что-что, а рисовать я умею.
