— У Патрика еще не закончились занятия? — спросила я Станисласа. — Или Джесард не хочет его от себя отпускать?
— Сегодня с белыми и синими мэтр Бони — риторика и логика.
— Арифметику с картографией они уже постигли?
— Лорд Робен по секрету сказал мне, что хабилису Джесарду понадобилось срочно уехать, а замены на его предметы пока не нашли. Поэтому и ему, и мэтру Бони пришлось передвинуть свои занятия, чтоб занять наше время.
К слову, на Станисласе также болталось новое серебряное ожерелье. Проследив за моим удивленным взглядом, он сообщил:
— Хабилис Робен считает, что на предстоящем состязании лучников у меня шансов нет, так что решил меня немножко поддержать.
Любимчики! И только его лордейшее шутейшество Мармадюк оставил меня с одной серебряной бусиной, будто Цветочку Шерези повредит серебряная поддержка. Хотя я еще не из последних, у меня есть еще десяток меди, а вот у Гэбриела и того нет. За прошедшие дни количество его бусин не возросло, его бусины, если точнее, одиноко приколотой у отворота камзола серебряной же булавкой.
— Кстати, я как раз хотел поговорить с вами об этом. — Оливер закончил любезничать с Туренем и вернулся к нам.
— О бусинах?
— О шансах. — Он посмотрел вокруг. — Но нам потребуется уединение.
На обед еще не звали, поэтому я предложила отпереть купальню, где нам уж точно никто не помешает.
Оливер предложение одобрил.
Я пригласила друзей внутрь и приоткрыла ставни, чтобы впустить солнечный свет.
Станислас опустился на лавку, Оливер на другую.
— Жаль, что приходится начинать без Патрика, но… Любезный наследник Доремара, скажи, сколько свечей в этом канделябре?
Он стоял у противоположной стены, туазах в шести.
Менестрель бренькнул струнами:
— Шесть?
— Ты понял? — Оливер повернулся ко мне встревоженным лицом.
Я похолодела.
— Станислас, дружище, ты плохо видишь?
— Не ожидал, что мою страшную тайну так быстро раскроют. — Он жалко улыбнулся. — Да, я слеп почти как крот, не могу рассмотреть монеты под ногами. Как ты понял?
— Видел, как ты машешь палкой, — хмыкнул Оливер. — Один из моих покойных дядей, которого отравили, ослеп незадолго до последнего путешествия в чертоги Спящего, подозреваю, что вследствие яда. Вот он примерно так же не знал, куда колоть и кого рубить. Что будем делать? Ни одного ратного экзамена наш доремарец не выдержит. Еще хорошо, если не пульнет стрелой в почтеннейшую публику.
— Наша проблема обширнее. — Я присела рядом со Станисласом. — Для экзамена по арифметике придется сначала прочесть задание, написанное на доске, доска будет одна на всю залу, от первого ряда до стены — четыре туаза. Это слишком далеко?
— Да, — прошептал менестрель.
— Мармадюк говорил мне, что королевский совет, в чьем ведении находятся сейчас королевские миньоны, потребует хороших результатов хотя бы в одной дисциплине. То есть ты должен справиться либо с арифметикой, либо со стрельбой из лука. Никакие бусины тебя не спасут, если оба экзамена будут провалены.
Струны мандолины всхлипнули.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — твердо проговорила я. — Может, будет возможность тихонько тебе подсказать? У тебя же прекрасный слух, как у всякого музыканта.
— Это может сработать с арифметикой, но бесполезно в стрельбе из лука. Для того чтобы выучиться стрелять на слух, лорду Доре надо было начинать тренировки лет пятнадцать назад.
— Лорд Робен говорит, что, если моя канцона понравится ее величеству, даже в случае исключения из состязаний меня оставят при дворе. Место королевского менестреля мне не светит, но я смогу устроиться помощником менестреля, следить за инструментами.
Я чуть не всхлипнула, представив полуслепого Станисласа на побегушках. Мы обязательно что-то придумаем. Просто нужно немного времени. Надо спокойно поразмышлять на досуге. Хотя этого самого досуга нам катастрофически не достает. Время сжалось в пестрый клубок и сматывается все плотнее и плотнее.
Во дворе раздался звук трубы, призывающий к обеду.
— Займите мне местечко, я запру купальню и присоединюсь к вам, — попросила я.
Друзья ушли, я еще немножко подумала и со вздохом поднялась с места.
В дверях я столкнулась с Гэбриелом.
— Подожди, Цветочек, мне срочно нужна печь.
Он чиркнул кремнем, высекая искру, и принялся жечь над углями бумаги, видимо, те, которые недавно принес ему паж.
Я ждала, когда он закончит, хотя могла просто отдать ключ и догнать друзей.
— Ты знаешь какие-нибудь способы улучшить зрение?
— Зачем?
— Не важно. Просто есть некий человек, который плохо видит, и в жизни ему это в принципе не мешает. Но на какое-то время он должен прозреть.
— Существуют окуляры, специально отполированные стекла, которые крепятся перед глазами. — Ван Хорн закончил сожжение и разогнулся. — Ты можешь спросить об этом хабилиса Джесарда, который как раз увлекается оптикой.
— Хабилис покинул столицу и недосягаем для меня.
— Ну тогда лорда Уолеса, кажется, это их общая тема.
А ведь точно! Патрик переписывался с хабилисом об оптике!
Я бросила Гэбриелу ключ и побежала на обед, только что не подпрыгивая от радости.
— Нет, — сказал Патрик на мой вопрос.
Это невозможно, для этого требуются особые инструменты, которые, скорее всего, были у Джесарда, но которых нет у него.
Оливер со Станисласом, которых я поначалу заразила своим оживлением, синхронно погрустнели.
— А кто рассказал тебе об окулярах?
— Не помню, — соврала я, чтобы опять не вызывать дружескую ревность лорда Уолеса, — и даже не помню когда.
Остаток обеда прошел в молчании.
Когда мы уже собирались покинуть залу, чтобы дать возможность прислужникам подготовить ее к занятиям, к нам с визитом пожаловал лорд Мармадюк.
Десять минут обязательных оскорблений я дремала с открытыми глазами, затем шут перешел к делу, ради которого и явил нам свой светлый лик.
— Время, когда вы можете сменить цвет крыла, — сегодня до заката. С последним лучом солнца я закрываю списки. Это понятно?
Мы сказали, что
