профессиональная «наружка» может быть раскрыта. Нам это известно не хуже, чем вам. Потому-то мы и предприняли кое-какие меры предосторожности. Нож, пожалуйста.
– Что? – не понял Проскурин.
– Нож дайте, пожалуйста, Валерий Викторович, – повторил Саликов невозмутимо. И вдруг майор все понял. Какой же он дурак! Это же надо быть таким идиотом!..
– Помогите Валерию Викторовичу, ребята… Двое широкоплечих шагнули вперед, схватили Проскурина под руки и вздернули, словно на дыбу, заламывая локти к лопаткам. Третий ловко обшарил карманы, достал «стреляющий» нож и почтительно положил на стол, а затем фээскашника усадили на прежнее место. Проскурин, криво усмехаясь, помассировал мышцы, суставы.
– Валерий Викторович, неужели вы думаете, что эти ребята настолько непрофессиональны, что вот так, за здорово живешь, подставят затылок под удар? – Говоря это, Саликов взял со стола нож, нажал на какую-то невидимую выпуклость на рукояти, и одна из «щечек» легко скользнула в сторону. Алексей Михайлович подцепил крохотный барабанчик микрофона и осторожно покрутил в пальцах. – Чудесная штука. Дает очень чистый сигнал. А вот и… – за микрофоном последовала темная, матово блестящая горошина, - …радиомаячок. И вся эта техника работает, представьте себе, всего-навсего от двух обычных батареек-»пальчиков». Проскурин сплюнул на пол. Черт возьми, а ведь он совершенно забыл о ноже! Привык к нему, как привыкают к авторучке, зажигалке или коробку спичек.
– Так что, уважаемый Валерий Викторович, – продолжил Саликов, – если бы вы попытались воспользоваться этим чудесным «стреляющим» ножом по прямому назначению, у вас ничего бы не вышло… Майор усмехнулся и покачал головой.
– А вы, оказывается, позер, Алексей Михайлович. Тот легко, почти по-дружески засмеялся.
– Ай, поймали, Валерий Викторович, поймали. Не скрою, мне приятно еще раз посмаковать отменную работу, а она, согласитесь, все-таки была отменной. К тому же появились первые зрители…
– Одного не пойму. Если вы знали, где я нахожусь и что делаю, если знали, где полетная карта, если знали, где Алексей, чего ж вы нас сразу-то не убили? Зачем устроили весь этот спектакль с беготней?
– Всему свое время. Подождем Максима Леонидовича. Не хочется объяснять дважды одно и то же.
Глава 40
…Алексей, сидя по-турецки на больничной койке, в который уже раз рассматривал фотографии. Глянцевые карточки с изображенными на них вагонами, кранами, танками, кирпичными стенами угольно- перерабатывающего комбината проплывали в желтом пятне света. Одно и то же. Все одно и то же. Вагоны, люди, краны. Краны, вагоны, люди. Что же заметил он неосознанно? Что встревожило его? Что же во всем этом было… не так? Алексей нахмурился. Он как раз перекладывал очередную карточку, когда в коридоре заурчали двери лифта и сразу же вслед за этим больничную тишину нарушил звук шагов. Алексей прислушался. Сердце его учащенно забилось, предчувствуя самое худшее. На секунду шаги стихли. В коридоре кто-то заговорил, глухо, неразличимо. Слов было не разобрать. Алексей сбросил ноги с кровати, встал. Он выглядел как человек, впавший в прострацию: неподвижный взгляд, застывшие, словно замерзшие, мышцы лица, на котором отпечаталось нестираемое выражение тревоги. Фотографии рассыпались по полу, образовав пестрый глянцевый асимметричный узор. Шаги послышались вновь. Люди направлялись к двенадцатому боксу. Сомнений не было. Теперь Алексей четко осознал: вопреки уверениям Проскурина, убийцы отыскали его и пришли, чтобы подвести итоги трехдневной гонки…
Доктор шел первым. За ним двигались боевики. Замыкал процессию низкорослый охранник, помахивающий дубинкой, в любой момент готовый пустить ее в ход. Коридор четвертого этажа был совершенно пуст. Больные давно спали, «сестра милосердия», судя по всему, отправилась поболтать с подружками. Доктор остановился у стола и несколько раз постучал по пластику ключами. Раздражающе сухой и громкий до невообразимости тупой звук раскатился по этажу и медленно замер в больничной тишине.
– Черт знает что! – возмущенно пробухтел себе под нос доктор. – Где она ходит?.. Они быстро зашагали по коридору мимо палат, казенных дверей и безразлично крашенных стен. Перед боксом номер двенадцать все четверо остановились.
– Это здесь, – пояснил врач, нажимая на ручку двери. Та качнулась, ударившись обо что-то твердое, и с легким щелчком вернулась в исходное положение.
– Постучите, – резким, почти категоричным тоном приказал Второй.
– А почему бы вам самому…
– Стучите!
– Слушайте, а по какому, собственно, праву вы… Договорить он не успел. Холодный, жгущий кожу металл уперся ему под нижнюю челюсть. Охранник рванулся на подмогу, вскидывая в широком замахе палку, намереваясь врезать этим двоим, которые, кстати, сразу ему не понравились, но стоящий в двух шагах убийца мгновенно выхватил из кармана пистолет и впечатал ребристую рукоять точно в приплюснутую переносицу. Как раз между раскосых недобрых глаз. Охранник отлетел к противоположной стене. Дубинка выпала у него из рук. Боевик, почти не целясь, два раза нажал на курок. Срез глушителя расцвел желто-алым узким цветком, и на камуфляжной куртке расплылось большое бурое пятно. Стреляные гильзы запрыгали по линолеуму. Охранник скрючился, поджав колени к подбородку, всхлипнул совсем по- детски и застыл. Врач с ужасом смотрел на неподвижное пятнисто-защитное тело, на валяющуюся посреди коридора, глупо ловящую черными лакированными боками свет люминесцентных ламп резиновую дубинку, на водянистую, красновато-постную лужицу, быстро вытекающую из-под рифленых подошв высоких армейских бутсов, на повисшие в полуметре от пола, едва заметные капельки брызг и молчал. Второй быстро глянул на напарника и равнодушно скомандовал:
– Гильзы забери. – Повернувшись к бледному, все еще стоящему с приоткрытым ртом доктору, он надавил на пистолет так, что глушитель на полсантиметра погрузился в человеческую плоть, и пробормотал: – Стучи, сука, быстро! Доктор вздрогнул, покосился на невозмутимого убийцу и пару раз стукнул в дверь…
Шестой довольно быстро управился с не слишком надежной дверцей сейфа. Узкая голубовато-белая игла пламени взрезала трехмиллиметровую сталь так же легко, как острый нож – теплое масло. Черный бугристый разрез опоясывал мощный замок ровным четырехугольником. Еще один сантиметр, и сейфовый запор сдастся, но взломщик вдруг выключил горелку, положил ее рядом с собой на ковер, отчего на ворсе образовалась неряшливая темно-коричневая проплешина, и потянулся за рацией. Щелкнув тумблером, он поднес микрофон к самым губам и сообщил:
– Шестой для Пятого.
– Пятый, слышу тебя хорошо. Как дела?
– Отлично. Работу закончил. Есть новости?
– Пока никаких. Ты сработал с опережением.
– Сколько?
– Семь минут. Будем ждать.
– Понял. Шестой отложил рацию и, приподняв защитные очки, вытер лоб. Опережение графика, с одной стороны, означало, что он еще не растерял квалификации, с другой же – это целых семь минут ожидания… Взломщик поднялся, подошел к окну и, на пару сантиметров отодвинув штору, выглянул на улицу. Он сделал это как раз в тот момент, когда у крыльца остановился патрульный милицейский «газик». В следующую секунду рация ожила, выдохнув всего одно слово: «Искра».
Пятый услышал стук, с ленивым видом повернулся к двери и, заметив стоящего на тротуаре, ежащегося от ночного пронизывающего ветра сержанта-патрульного, оживился. Пятый повернул ключ и, приоткрыв дверь, улыбнулся:
– Здорово.
– Здорово, служба, – клацая зубами, ответил сержант. – Слушай, огонь есть? Зажигалку, понимаешь, в
