Он хотел возразить, переубедить ее, оспорить ее слова, но тут не сидели присяжные, не было судьи, который вынес бы решение в его пользу. Только Джейн, которая не участвовала в судебном заседании. Вероятно, она была его палачом, и только.
Его негодование достигло такой силы, что кулаки связанных рук сжались, мышцы на шее напряглись, виски быстро запульсировали, лицо покраснело – не столько от страха, сколько от ярости.
– Иди к черту, тупая упрямая сука, ты не можешь прийти туда, тебе не войти. Деньги, которые тебе нужны, все здесь. Еще больше денег там, откуда я их взял. В «Аспасии» для тебя ничего нет!
Она наклонилась над ним и солгала, прошептав:
– Там есть моя сестра.
Он сразу же понял, что имеется в виду, и это оглушило его. Ярость улетучилась.
– Я не имею к этому никакого отношения.
– К чему?
– К поставке девочек.
– Красивых покорных девочек? – спросила она.
– Я не имею к этому никакого отношения.
– Но может быть, вы использовали ее. Может, вы были с ней жестоки?
– Нет. Только не я. Меня такие вещи не интересуют. И что бы я ни сделал… я тогда еще не знал вас.
Эта нелепая попытка защититься исторгла из Джейн горький смешок. Она ущипнула его за щеку, как бабушка щиплет любимого внучка.
– Вы просто чудо, Стерлинг. Тогда вы меня не знали. А теперь, когда мы друзья, вы бы, конечно, обращались с моей сестренкой как с принцессой.
Он уже не скрывал страха, который быстро разросся до размеров почти явного ужаса. Загорелое гладкое тело покрылось пупырышками – и вовсе не от холода.
– Возможно, ее даже нет на лос-анджелесском объекте.
– Объекте? Такое приличное слово для такого отвратительного притона. Я отправлюсь туда, Стерлинг. Вы скажете мне, как туда попасть, и сообщите все, что мне нужно знать. Потом я вернусь сюда с моей сестрой, мы откроем сейф и оставим вас целым и невредимым, чтобы вы поразмыслили над тем, насколько хрупка жизнь.
– Вы не понимаете.
– Чего я не понимаю?
Он бешено задрожал и произнес только:
– Бог мой…
– И что это за бог, Стерлинг?
Она просунула одно лезвие ножниц между его обнаженным бедром и тканью трусов, затем стала взрезать ткань.
– Хорошо, подождите, перестаньте. Вы можете войти и выйти оттуда.
Она остановилась:
– Как?
– Никаких камер, никакой тревожной сигнализации. Только двое охранников, и все.
– Вооруженных?
– Да. Но вы введете мой пароль у ворот и у входной двери, а поскольку это пароль члена клуба, они вас не увидят.
– Не увидят? Получается, я невидима?
– В общем-то, да. – Он глубоко вздохнул, выпустил воздух и встретился с ней взглядом, чтобы сделать искреннее признание: – Они не видят членов.
– И я должна поверить, что эти вооруженные головорезы слепы?
– Нет. Не слепы. – Он побледнел, дрожа от холода и потея одновременно: великовозрастный ребенок в мягких дизайнерских подгузниках, с поясом «ДОЛЬЧЕ И ГАББАНА» на плоском животе. – Но они не видят членов, потому что… потому что они… Если я объясню, если я скажу больше одного слова… можно сказать, вы убьете меня прямо сейчас. Или это сделают другие.
Она задумалась над тем, что он сказал.
– «Больше одного слова», – процитировала она. – Значит, одно слово вы можете сказать и ваши дружки, возможно, не убьют вас за это?
Он закрыл глаза, помолчал немного, кивнул.
Джейн процитировала его еще раз:
– «Они не видят членов, потому что…» А дальше?
– Запрограммированы, – сказал он, не открывая глаз.
20«Запрограммированы», говорит Стерлинг и не осмеливается смотреть на Джейн, которая нависает над ним, потому что она назовет это враньем или пожелает узнать больше. Да и кто не захотел бы узнать больше? Но это и в самом деле означает для него верную смерть. Если он предаст Бертольда Шеннека, Дэвида Джеймса Майкла и других, его убьют. И не просто убьют – сначала уничтожат, а потом убьют. Нет ни малейшей надежды сдать подельников и тем самым купить себе право на продолжение красивой жизни. Не получится – после того, что они сделали. С самого начала это предприятие работало по принципу «все или ничего». Он подписался, зная, насколько высоки ставки.
Джейн погрузилась в молчание. Стерлинг поднимает веки и обнаруживает, что она ждет, когда можно будет заглянуть ему в глаза. Он не может понять, как человеческое лицо может быть искажено таким презрением и в то же время оставаться красивым, как эти ослепительно-голубые глаза могут смотреть настолько безжалостно.
Закрывая ножницы, она говорит:
– Я больше не буду вырезать из вас никаких откровений. Думаю, это можно сделать только с помощью пытки, а мне противно к вам прикасаться. Поэтому дальше случится вот что. Вы дадите мне адрес «Аспасии» и назовете свой пароль. Я поеду на вашем «бентли». Когда я вернусь, мы откроем сейф и я возьму то, что мне надо.
– А я?
– Это будет зависеть от вас.
– А если что-то случится? Если вы не вернетесь?
– Если вы не появитесь в понедельник, вас начнут искать. Возможно, вы не успеете умереть от жажды.
Она поднимается на ноги, берет махровую мочалку с сушилки для полотенец, отрезает от нее одну треть, отбрасывает обрезки, сворачивает большой кусок в тугой шар.
Для Стерлинга она превратилась в нечто большее, чем просто женщина, в таинственное создание, имеющее право распоряжаться его жизнью и смертью, которого не имел никто раньше, – существом из крови и плоти, однако мистическое, устрашающее и непознаваемое. Он со страхом наблюдает за ней, ее действия стали непонятными, – может быть, это подготовка к смертельному удару.
Держа перед собой свернутую мочалку, она говорит:
– Я засуну это вам в рот. Если попытаетесь меня укусить, я выломаю ваши зубы и все равно засуну это вам в рот. Вы мне верите?
– Да.
– Сначала скажите, где лежат ключи от «бентли» и от дома. И адрес «Аспасии», и как мне вести себя, приехав туда.
Он без колебаний дает ответ.
– Теперь код, чтобы снять дом с охраны.
– Девять, шесть, девять, четыре, звездочка.
– Если это код тревоги, который снимает охрану, но дает понять, что вы действуете не по собственной воле и зовете на помощь, дальше случится вот что. Как только я сниму дом с внешней охраны, которую вы установили при входе сюда, я не уеду, не позволю им примчаться и освободить вас. Я останусь здесь на пять минут, на десять, посмотрю, не явятся ли вооруженные люди из «Бдительного орла» или копы. И если явятся, я выстрелю вам в лоб.
Он говорит, почти не узнавая собственного голоса:
– Девять, шесть, девять, пять, звездочка.
– Одна цифра изменилась. Девять, шесть, девять, пять. Пять, а не четыре. Это правильный код?
– Да.
Она становится перед ним на колени, он открывает рот, она заталкивает туда свернутую мочалку и достает из своей большой сумки рулон широкого скотча. Это не сумка, а настоящий ведьмин мешок. Ножницами она отрезает кусок ленты, кляп. Более
