Он никак не мог проследить ее путь до мотеля. Тревога порождалась не интуицией и даже не первобытными инстинктами. События прошлого вечера натянули ее нервы, как тетиву.
Джейн подумала, не вытащить ли пистолет, но не смогла, просто не смогла. Если она начнет проделывать танцы с оружием из-за явно надуманной угрозы, воображение станет все время подкидывать призраков. Необходимая ей острота восприятия опасности будет притупляться, пока она не примет реальную опасность за очередной фантом.
Она отперла дверь. Протянула руку через порог. Щелкнула выключателем.
Никто ее не подстерегал.
Она взяла сумку и пакет с едой, шагнула внутрь, закрыла дверь бедром, поставила сумку и заперла дверь на задвижку. Положив пакет с едой на маленький столик, она прошла к ванной, толкнула дверь, включила свет. Никого.
Вернувшись в комнату со стаканом, она поставила его на стол и открыла дверь стенного шкафа. Чемоданы и мешок для мусора с отчетами об аутопсии.
«Уж тогда и под кровать загляни», – кисло подумала она, снимая перчатки, но сделать этого себе не позволила.
Она вышла к автомату в коридоре, взяла две бутылки колы и набрала льда в ведерко. Затем вернулась в комнату, но больше не стала проверять стенной шкаф и ванную.
Кола и водка на льду. Она отпила. Добавила еще колы. Потом отправилась в ванную, вымыла руки, вытерла их, посмотрела в зеркало. Ей показалось, что она коренным образом изменилась, хотя не могла сказать, в чем заключалось отличие.
Она села за стол и подержала в руке обломок медальона – серебряный овал с камеей из мыльного камня. Затем положила его на стол рядом со стаканом.
Она разорвала пакет с едой, чтобы использовать его как салфетку, вытащила мясо, сыр и другую начинку из «Субмарины» и затолкала их во второй сэндвич, а булку выкинула. В контейнере с салатом лежала пластмассовая вилка.
Музыку включать она не стала – решила, что музыка может заглушить другие звуки, которые ей нужно слышать.
Позднее, лежа в кровати с «хеклер-кохом», засунутым под соседнюю подушку, Джейн подумала о том, что почти за семь лет службы в качестве специального агента ФБР она убила двух преступников, а за два последних дня – еще двух. Кем же она станет через год, а может, даже завтра?
Она подумала о Лу Лин, об этих темных глазах, напоминавших океанские глубины, в которых не обитал почти никто.
Потом ей приснилось, будто она раздета и лежит на столе из нержавеющей стали – живая, но неспособная пошевелиться. Два человека, которых она убила недавно, подошли к ней такими, какими были при жизни, и с великой торжественностью покатили стол к пышущей пламенем пасти крематория. Хотя и парализованная, она могла говорить и голосом Лу Лин произнесла: «Я хочу только одного – сделать вас счастливыми». Двое живых мертвецов посмотрели на нее, открыли рты, собираясь что-то сказать, но вместо слов из их ртов стали вылетать, словно пчелы, белые мыши.
21Пятница, десять вечера. Бертольд Шеннек выкатывает кухонную тележку на террасу своего дома в долине Напа.
Прохладный воздух так прозрачен, что небо набито звездами – в городе столько никогда не увидишь. Луна стоит высоко. В ее отраженном свете можно видеть долину, погруженную в темноту, и контуры горных хребтов на западе.
На двух полках кухонной тележки стоят лоханки с сырыми курами, которых один из рейшоу днем купил в супермаркете. Шеннек несет одну из лоханок во двор и кладет птиц на траву, на равном расстоянии друг от друга. Бледная куриная кожа сияет в лунном свете.
Сейчас койотов нет. Для них настало время охоты. Они бродят по лугам и лесам, поодиночке и небольшими стаями, гоняются за мышами, зайцами и другой дичью.
Шеннек достает общипанных птиц из второй лоханки и раскладывает их так же, как первых.
Есть некоторые признаки того, что койоты, которыми он управляет, после установки мозговых имплантатов стали хуже охотиться. Надо изучить проблему, собрать больше данных, но пока он считает желательным улучшить их питание таким вот образом.
За прошедшую неделю произошло два инцидента, и Шеннек не хочет их повторения. Койот – Canis latrans – свирепый хищник, но он не принадлежит к тем видам, представители которых поедают друг друга. И тем не менее в этом самом дворе, вечером, когда Инга и Бертольд спали, дважды случалось так, что один койот нападал на другого, убивал и частично съедал. Если бы не камера наблюдения, раскрывшая тревожную правду, он решил бы, что здесь побывала пума.
Шеннек предполагает, что частичная утрата охотничьих навыков привела к недоеданию, которое вынудило одного из них напасть на собрата. Но Шеннек принимает во внимание и другие любопытные стороны этих инцидентов, которые могут стать основой еще для одной теории.
Он может отслеживать при помощи электронных устройств передвижение каждой особи с самособирающимся наноимплантатом и знает, что остальные двенадцать хищников по-прежнему подвижны и полны энергии. Два койота, которые пали жертвой своих сородичей, были убиты на этой самой лужайке.
Почему здесь, а не на свободе?
Доктор почти убежден, что оба убийства имеют ритуальный характер: это что-то вроде заявления. Конечно, такое невозможно, ведь звери с настолько примитивным интеллектом не способны создавать ритуалы, не имеют желания о чем-либо заявлять. И все же…
Шеннек катит тележку на кухню и выключает освещение во дворе. Он оставляет лоханки, чтобы один из рейшоу вымыл их утром, а сам идет наверх спать. Сон у него хороший, глубокий, но без сновидений.
Он убежден, что люди видят сновидения главным образом по двум причинам. Во-первых, в реальной жизни они постоянно сталкиваются с разочарованиями и переживаниями, и поэтому, пока сознание не действует, злость и тревога обретают форму ночных кошмаров. Во-вторых, если их посещают приятные сновидения, значит им хочется совершенствоваться в том, чего нельзя сполна испытать в реальной жизни.
К Шеннеку сновидения приходят редко: он сам управляет своим миром и не ведает ни разочарований, ни мучений. Что же касается совершенствования, то он собирается воплотить в жизнь утопию – человечество давно к ней стремилось, но так и не смогло реализовать, – а потом жить в совершенном мире, созданном его руками.
Часть пятая
Механизм управления
1Доктор Эмили Джо Россмен, бывший судебный патологоанатом, теперь работала техником-ветеринаром в клинике для животных, принадлежавшей ее сестре.
В субботу, когда сотрудники начали приходить на работу к семи часам, Джейн уже была на месте. Она узнала доктора Россмен по фотографии в «Фейсбуке»: веснушчатое лицо, коротко подстриженные каштановые волосы, челка чуть ли не до глаз. Женщина совсем не выглядела на свои тридцать восемь и напоминала мальчишку-сорванца. Карие глаза смотрели настолько живо, а улыбка была настолько яркой, что трудно было представить, как у нее могло возникнуть желание работать в морге.
Джейн показала ей свое удостоверение, и Эмили
