– Если боится, значит не зря.
– Что может угрожать мальчику? Кто?
– Нам всем угрожает опасность в этом мире, мистер Силверман. Место, в общем-то, неспокойное.
– Я не смогу заступиться за нее, если она нарушает закон, мистер Хок.
– Она бы не стала просить вас об этом.
Силверман поставил недопитую бутылку с чаем на пол, рядом с креслом.
– Я ее друг, а не враг.
– Очень может быть. Ничего не знаю об этом.
– Я не смогу ей помочь, если не пойму, в какой помощи она нуждается.
– Уверен, если бы она считала, что вы в силах ей помочь, то связалась бы с вами.
– В Калифорнии она попала в нехорошую историю. Она во что-то влипла.
– Не знаю, что там в Калифорнии. Вам лучше судить, мистер Силверман. Это мне стоит выслушать ваши соображения, а не наоборот.
– Техасцы, – раздраженно бросил Силверман.
– Уже имели дело с нами, да?
– Несколько раз.
– Значит, вы были готовы к тому, что вас ждет разочарование.
Силверман поднялся, подошел к ограде крыльца и посмотрел поверх двора и бескрайних полей в сторону горизонта, такого далекого, что ему показалось, будто он стоит на берегу моря. Он родился и вырос в городе, и громадные бескрайние пространства вызывали у него беспокойство. Казалось, сила гравитации тут меньше и все, что не укоренилось в земле, может взлететь в громадное всеохватывающее небо. Не поворачиваясь к Анселу Хоку, он сказал:
– Ее мать умерла. С отцом она не в ладах. Кроме вас, у нее никого нет.
– Поверьте, мы с Клер волнуемся за нее. Мы любим эту девочку, как собственную дочь, – сказал Ансел.
– И что?
– Ко мне и Клер она не обратится, потому что опасается повредить нам. Может быть, по этой причине она не обратилась и к вам.
Силверман повернулся спиной к устрашающей бескрайности, лицом к хозяину:
– Вы хотите сказать, что она не доверяет Бюро?
Ансел Хок посмотрел на него ясными серыми глазами, напоминавшими капли дождя на кряжистом кедре.
– Присядьте, пожалуйста.
Силверман вновь уселся в кресло-качалку. Ни он, ни хозяин не раскачивались. В тишине стрекотали кузнечики, но других звуков почти не было слышно. Спустя несколько секунд Силверман сказал:
– Вы думаете о том, можно мне доверять или нет?
– Я думаю, мистер Силверман, так что дайте мне подумать. Джейн вас уважает. Только из-за этого вы все еще здесь.
Стайка поползней с взволнованными криками выпорхнула из ниоткуда, будто ворвалась в этот мир из какого-то другого, пролетела мимо крыльца и исчезла в гнездах и полостях огромного дуба у северо-западного угла дома, словно искала убежища, предчувствуя перемену погоды.
Наконец Ансел проговорил:
– Самоубийство Ника не было самоубийством.
– Но Джейн сама нашла его, и судмедэксперт…
– Число самоубийств начало расти в прошлом году. Уровень уже повысился на двадцать с лишним процентов, – прервал его Ансел.
– Оно колеблется, как и число убийств.
– Никаких колебаний. Падения не происходит. Ежемесячный рост. Уходят такие люди, как наш Ник, у которых нет причин делать это.
– Самоубийство есть самоубийство, – сказал Силверман, нахмурившись.
– Но не тогда, когда людей подталкивают к нему. Джейн начала расследовать это, методично, как всегда. И вот они пришли к ней в дом и пообещали похитить и убить Трэвиса, если она не бросит это занятие.
Его слова ошеломили Силвермана – он совсем не ожидал услышать такой параноидальный бред от рассудительного техасца.
– Они? Кто такие «они»? – спросил он.
– По-моему, именно это и хочет выяснить Джейн.
– Простите меня, но если я не склонен к самоубийству, никто не заставит меня…
– Джейн не лжет, разве что отвечает ложью на ложь. Но это не наш с ней случай.
– Я не сомневаюсь в вашей правдивости.
– Без обид, мистер Силверман, но мне все равно, что вы обо мне думаете. – Он поднялся. – Я сказал вам все, что мог. Либо вы займетесь этим, либо нет.
Силверман, поднявшись, сказал:
– Если вы знаете, как связаться с Джейн…
– Мы не знаем. Суть в том, что она никому не доверяет в вашем Бюро. Может, и вам не стоит никому доверять. Если хотите, приходите к нам со всеми своими агентами, юристами и ангелами ада, но больше вы здесь ничего не узнаете. А теперь я буду вам признателен, если вы уйдете, но только не через дом – обойдите его, пожалуйста.
И Ансел Хок закрыл дверь на кухню у себя за спиной.
Силверман спустился с крыльца и пошел вокруг дома, пытаясь понять, в какой момент он ошибся и потерял расположение Ансела с его техасской любезностью и естественными манерами, из-за чего он казался предельно, чуть ли не преувеличенно вежливым. Он решил, что Ансела Хока оскорбило не недоверие к сказанному им, а то, что Силверман усомнился в подлинности слов его невестки. «Вы можете сомневаться в моих словах, – словно говорил техасец, – но если вы усомнились в словах Джейн, нам больше не о чем разговаривать».
Когда он вышел к фасаду дома, под пронзительно-голубым небом неожиданно задул ветер. Резкий порыв, казалось, пронес мимо Силвермана солнечный свет и промчался яркой рябью по полям. Это произошло потому, что задрожали тени от затрепетавших дубов и – намного выше – от скопления перистых облаков, подхваченного воздушным потоком и вызвавшего стробоскопический эффект.
Глядя в сторону горизонта, Силверман пожалел о том, что находится в этом безлюдном, враждебном месте, а не в Александрии, вместе с Ришоной, в окружении тесно поставленных домов.
3Джейн спешила на юг по федеральной трассе номер 405, признательная за то, что машин так немного. У нее не было ничего, кроме неотчетливой идеи, которая пришла в голову предыдущим вечером, – сумасшедшей и бесшабашной, основанной на смутной догадке. Она пыталась выставить несозревший план в наилучшем свете, убеждая себя, что вовсе не действует на основании смутной догадки, а руководствуется собственной острой интуицией и цепкой памятью, которая не упускает даже самых нелепых фактов, схватившись за них однажды. Но она не имела склонности к самообману и не могла отрицать, что мчится в Сан-Диего, потому что пребывает в отчаянии.
Из того, что она узнала от доктора Эмили Джо Россмен, ее больше всего встревожило не образование паутины – системы управления – в мозгу Бенедетты Ашкрофт, а то, что эта паутина исчезла за считаные секунды, не оставив почти никаких следов, кроме того, что зафиксировала камера морга.
Но в нынешние времена, когда цифровые фотографии легко подделать, лишь немногие полагались на старую максиму: «Слова могут обманывать, но фотографии – никогда». Любая улика – кроме, возможно, ДНК – могла стать добычей фальсификаторов. Чтобы дело привлекло к себе всеобщее внимание, целая толпа сомневающихся должна была находиться в морге на протяжении той минуты, когда теменную часть черепа уже сняли, а имплантат Шеннека еще был виден.
И все это происходило в удивительный век, в странную эпоху, когда многие люди верили любой манипулятивной псевдонаучной белиберде, опасались всевозможных концов света, но в то же время отрицали простые, доходчивые истины. Даже если показать миллионам людей механизм управления, который
