— В какое место? — подозрительно уточнил дракон, словно знал на собственном опыте профессиональное журналистское коварство.
— Ты его точно знаешь… — туманно ответила я и поскорее протянула руку.
Брюнет словно змею увидел, но потом решительно сцапал мою кисть.
— Хорошо.
Наши ладони тут же окутало сияние, и дракон ошарашенно произнес:
— Небо приняло уговор за клятву…
Я, не менее удивленная, лишь прошептала себе под нос:
— Интересное тут нотариальное подтверждение договоров. Аккуратнее надо за руки хвататься.
Когда же сияние угасло, брюнет спросил:
— Так куда идти?
— К кнессу Верхнего предела.
Глаза дракона при этих словах полыхнули золотом, а я поняла: таки убьет. Весь остаток своей жизни по земле проходит, не выплатит долг, но точно пришибет.
Отчасти я его понимала: только на волю сбежал, а его прямиком к палачу посылают.
Впрочем, дракон стоически выдержал хук судьбы в моем лице. Даже душить не начал. Но вот так выразительно посмотрел… Впору прикидывать, а не к лицу ли мне пеньковая удавка. Будь я честной, отзывчивой, доброй… в общем, не журналисткой по профессии, натуре и велению души, то непременно прониклась бы. Но, увы и ах, я лишь молча стояла и пережидала.
Глядя на ящера, поняла, что у настоящего мужчины молчание — самый громкий крик. Он не опустится до рукоприкладства, не обольет «ятями». Но вот ты стоишь, слушаешь тишину и понимаешь — все, баста!
Меня так поразила догма, которую я только что постигла, что я решилась разорвать тишину и, глядя на брюнета самым жалобным взглядом, на какой была способна, промяукала:
— Прости.
Дракон выдохнул и закрыл глаза, словно смотреть на меня было выше его сил, а потом, круто развернувшись, направился прочь.
Отойдя на десяток шагов и поняв, что я все еще стою неподвижно, он бросил через плечо:
— Пошли. Раз поклялся отвести, значит, отведу.
Признаться, я не ждала такого быстрого воплощения плана в жизнь, потому и замешкалась.
Дракон, сцепив зубы, вернулся ко мне, подхватил мой узел, запихнул в него и рюкзак, что валялся под деревом, потом, легко закинув его на плечо, потопал куда-то вглубь леса. Я, ясное дело, припустила за ним.
Так мы и шли некоторое время. Молча. Я сопела, стараясь приноровиться к размашистому шагу провожатого, он глядел вперед.
Через час инстинкт самосохранения все же капитулировал перед извечным женским любопытством вкупе с профессиональными журналистскими рефлексами. Я решилась задать вопрос. Для начала — нейтральный.
— Слушай, а как тебя зовут?
Дракон оглянулся, смерил меня еще одним взглядом из арсенала «жить надоело» и промолчал.
Я не унималась:
— Ну все же, как мне тебя называть?
Видимо, поняв, что женщину заставить замолчать можно тремя способами (причем патологоанатомы ратуют за самый кардинальный, а романтики — за самый чувственный), ящер выбрал самый быстрый. Просто ответил:
— Как хочешь.
— Ну что же, господин Какхочешь. У вас интересное имя, — сыронизировала я.
Подумав, что сама хороша — даже не представилась — решила исправить это упущение. Свое сокращенное имя — Шура — я не любила. Сколько раз кулаки в детстве сбивала, доказывая дворовым, что дразнилка к нему не клеится. Тетка Эльза его откровенно не переваривала, говорила, что ни «Саши», ни «Шуры» не несут в себе и намека на женственность. Официальное «Александра» красовалось только в подписях статей. А вот производное от него — Лекса — я любила. Тетя величала меня дома именно так.
— А меня можешь называть Лексой.
— Брок, — неожиданно буркнул месье Какхочешь.
«Ну Брок так Брок», — здраво рассудила я. Имя ему шло. Такое же сильное, уверенное. Раскат грома, не иначе. Да и хозяин ему под стать: высокий, широкий в плечах, с прямой спиной, черными волосами, спускающимися чуть ниже лопаток и с боков заплетенными в косицы — на эту картину я любовалась вот уже битый час.
Ноги устали, в горле пересохло и саднило. Неимоверно хотелось пить, но я упрямо топала следом за провожатым, думая, о чем бы еще спросить. Все же журналисты, — до последнего вздоха журналисты.
Комариное воинство кружило над моей головой, намекая на «фуршет». «Обеденный стол» в моем лице отмахивался, а иногда и отправлял в мир иной самых наглых. Наконец я не выдержала и взмолилась:
— Брок, подожди.
— Чего еще? — недовольно буркнул дракон и развернулся ко мне.
— Дай перевести дух, я сейчас сдохну.
На что этот ящеристый гад тут же нашелся с ответом (а ведь когда его спрашивали — слова клещами приходилось тянуть!).
— Не переживай. В случае если ты умрешь, я все равно выполню клятву и дотащу твое тело до ворот крепости Верхнего предела.
— Мы уговаривались о доставке живой и невредимой, — напомнила я, с кряхтеньем, точно старая бабка, опускаясь на валежину.
Брок недовольно поморщился. Я же возрадовалась, что сумела так точно сформулировать свою часть договора. Ноги все никак не желали отходить, в отличие от языка, который толком-то и не устал. Потому у меня на его кончике уже вертелся очередной вопрос. Но прикусить сей орган, часто сравниваемый с помелом, я не успела.
Дракон же, видя, что его «обуза» вставать пока не собирается, сгрузил поклажу на землю и, присев, вытянул ноги.
Ровно в этот момент с моего языка сорвалось:
— Слушай, Брок, а там, под елкой, что это было? Ты сначала выглядел таким… — Я замялась, подбирая точное слово. «Чудаковато» прозвучало бы обидно, а потому я охарактеризовала его исключительно по-девичьи: — Милым…
Закрепляя эффект, похлопала ресничками и смущенно улыбнулась.
Дракон вздохнул.
— Просто я притворялся, Лекса. — Мое имя в его устах прозвучало как-то непривычно. Холодно. Отстраненно. —
