Я уже хотела было сказать, что Бажена ошиблась и Йон с Броком не того, но тут подумала: в каждой свинье, которую подкладывает судьба, есть кусочек сала и профит. Зато шкура теперь точно избавится от вероятности быть ожененным.
Меж тем Бажена продолжала свой спич:
— В щах перво-наперво нужен бульон. Вот для своего мужа-покойника я готовила всегда не бульон, а чистое здоровье. Это не бульон был, а животворящая вода. Когда кто пробовал мой бульон, он потом седмицу питался лишь воспоминаниями о нем и не мог есть ничего другого, так мой навар вкусен.
Признаться, меня такая реклама насторожила еще больше… Не есть неделю можно не только потому, что остальная еда кажется не столь божественной, но и по более прозаичной технической причине. Но мой скептический взгляд не остановил разъяренную мужской подлостью Бажену.
Хозяйка, вооружившись ложкой и грозно размахивая ею, продолжала делиться кулинарным опытом:
— А как подходить к кастрюле? Да это же целое искусство! Ни один мужик им не овладеет. Приближаться к чугунку нужно только для «посолить» и «стянуть пенку». И не надо смотреть на меня вороньим взглядом, госпожа ведьма, ты же не дланник Многоликого.
Так она вещала все то время, что варились щи. Но когда еда была почти готова, а ее запах подействовал лучше любого манка, вынудив Йона откинуть одеяло, Бажена, поджав губы, произнесла:
— И вот что самое главное в щах: один и тот же рецепт может использовать дюжина стряпух. Но только у одной получится вкусно. — И, глядя в упор на заспанного Йона, обвинительно присовокупила: — У меня вот все ладно получается, как природой заведено, а у многих — нет.
А потом, вынув чугунок, Бажена отставила его, и, плавно покачивая бедрами, гордо удалилась в сени. Там загремела чем-то, а потом и вовсе вышла из дома.
— Чего это она? — осоловело уточнил оборотень, выбираясь из-под одеяла.
— Решила, что там, где у тебя раньше сидела совесть, теперь вырос хвост, — свела я гневную речь хозяйки к одной реплике.
— В смысле? — прищурившись, уточнил Йон.
— Подумала, что вы с драконом не побратимы, а чуть больше.
Все еще не проснувшийся до конца блохастый настороженно вопросил:
— Это как?
— Ну как бы почти супруги, у которых свадебного обряда еще не было, а первая брачная ночь уже состоялась, — попыталась ответить как можно более обтекаемо.
Йон, выслушав меня, начал усиленно мозговать. Думательный процесс сопровождался активным стимулированием: почесыванием макушки. Шкура вспахал пятерней затылок и пригорюнился.
Но, как чуть позже выяснилось, подрыв имиджа печалил Йона по совершенно иной, неожиданной для меня причине.
— А я было хотел в Сейринке поучаствовать… — протянул он.
Что за Сейринк, я толком не успела расспросить. В сенях послышался удар дерева о дерево, а потом к нам вплыла хозяйка. Бажена несла на коромысле два ведра.
То ли весь свой запал молодая вдова утопила в колодце, то ли решила убедить Йона в том, что бабы в некоторых вопросах все же лучше мужиков, но, так или иначе, она цвела румянцем и активнее прежнего строила глазки шкуре.
Оборотень, уже учуявший запах щей, был вроде как и не против. Я же решила, что с перетянутой лодыжкой лучше из избы выбраться. Перетерплю чутка боль в ноге, зато буду избавлена от созерцания предбрачных игр.
Переодевшись за печкой в новые, выторгованные вчера у старосты порты и рубаху (что оказались мне на удивление почти впору) и заплетя косу, я вышла-таки из дома Бажены. Метелка вылетела за мной.
Раз у меня есть такое всепроходимое, вернее, всепролетаемое транспортное средство, то грех им не воспользоваться — с такими мыслями я уже вознамерилась сесть на летунью, чтобы не трудить ногу пешей прогулкой.
Балка уже проснулась. Блеяла, мычала, хрюкала, смеялась заразительным детским смехом, судачила, переругивалась, торговалась, сплетничала, хмыкала. Одним словом, жила.
Только я хотела присесть на черен, как меня увидела детвора. Дворовое пацанье играло, как чуть позже выяснилось, в «хромую курицу», а точнее — гоняло водящего ветками ивы по кругу, выложенному галькой.
В этот раз ребятня не бросилась врассыпную, а внимательно уставилась на меня. «Наглеют», — подумала я. «Восстала…» — наверняка решили они и вперились в меня вдвое пристальнее.
Гляделки продолжались недолго: под натиском детского любопытства может рухнуть даже китайская стена. А все оттого, что ее просто расковыряют совочками в приступе неуемного ребячьего интереса под названием «а что будет, если…».
— А вы взаправдашняя ведьма? — начал самый бойкий, с двумя дырками вместо передних зубов.
— По характеру — еще какая, — решила поддержать свое реноме.
— Значит, и упыря в стольную Ошлу свезете?
Я ничего не ответила, лишь изогнула бровь. Но детворе этого было достаточно. Зато из их трескотни я уяснила главное: ушлый староста, заполучив упыря в полном комплекте, а не в качестве разобранного конструктора, решил, что этот товар можно сбагрить. Например, в городишко, что располагался неподалеку. То ли как диковинку, то ли на опыты. В общем, Крост — хозяйственный мужик, который всему найдет применение. Даже бедному ырке.
За ценные сведения со своими информаторами я расплатилась просто: научила играть в камень-ножницы-бумагу на щелбаны. Невесть какая наука, но детвора с радостью освоила распальцовку, правда, показывала друг другу вместо «колодцев» кукиши.
Потом я все же оседлала метелку, под восхищенные крики мелких взмыла в воздух и полетела над домами, вертя головой: интересно же.
В воздухе меж тем разливалось предвкушение. Так бывает в канун Нового года — люди ожидают чуда, и эта затаенная надежда пропитывает все вокруг: со смехом проникает в уши, ввинчивается в легкие с ароматом хвои, дразнит кончик языка вкусом мандаринов.
Вот и здесь. Венки из полевых цветов, нарядные ленты в косах, звонкий девичий смех и хитрые лица парней…
— Сегодня Ясма танок поведет вокруг костров… — долетел до меня обрывок фразы.
Мне стало любопытно: что это за праздник и почему сегодня? Хотя… Если в лесу до этого промышлял упырь, то понятно, отчего гуляние откладывали. Все же выскочившая во время веселья на поляну тварь