– Вот, по-моему, нашел, – вернул Гончую к реальности голос священника. – Только я не понимаю…
Она не дала ему договорить, оттолкнула в сторону и через мгновение уже разглядывала при свете догорающей лучины указанное место. Он нашел не абы что, а обнаружил как раз то, что ей было нужно: в щели между разъехавшимися тюбингами виднелся пласт чистейшей глины без примесей песка и камней!
Следующий час, а может, и дольше, Гончая занималась тем, что выковыривала ножом эту глину, смачивала ее водой из лужи, затем лепила кирпичики по размеру жилетных карманов и обваливала эти брусочки в набранном по дороге мусоре. Когда глина достаточно подсохла, Гончая наполнила готовыми кирпичами карманы своей разгрузки и принялась соединять плоды своего труда проводами.
– Похоже, – сказал отец Ярослав, когда она закончила. Он не помогал – просто безучастно сидел на корточках рядом, но внимательно следил за ней.
– На что похоже?
– На пояс шахида.
Гончая критически осмотрела получившуюся конструкцию, выровняла обвисшие провода, вздохнула.
– А надо, чтобы было похоже на взрывчатку.
– Я это и имел в виду, – ответил священник.
– Действительно похоже? – требовательно спросила она. – Потому что, если нет, меня сразу пристрелят. Да и тебя заодно.
Отец Ярослав поднялся на ноги, обошел вокруг своей спутницы и утвердительно кивнул.
– Я, конечно, не специалист, но, по-моему, очень похоже.
«По-моему… похоже», – Гончая поморщилась. Она бы предпочла услышать что-нибудь более категоричное. Что-то типа «базара нет», как любил выражаться ее знакомый бандитский авторитет по прозвищу Коленвал.
– Ладно, надеюсь, те – тоже не специалисты.
– Ты о ком? – насторожился священник.
Гончая, вздохнув, ответила:
– О тех, кто будет решать: пристрелить меня на месте или сначала вызвать минера.
* * *Пограничные укрепления на Площади Революции ничем не отличались от аналогичных укреплений на других станциях Красной Линии: та же колючая проволока, те же мешки с каменистой землей, уложенные друг на друга, те же металлические барьеры, те же развешенные повсюду красные знамена и лозунги на кумачовых полотнищах. И еще музыка. Бравурная, чаще маршевая музыка, которую было слышно даже в переходах.
Однако на Площади Революции граница проходила не только через пешеходный переход, связывающий станцию с соседней формально независимой Театральной, но и по краям станционной платформы, вдоль железнодорожных путей. Все потому, что по этим путям со стороны Полиса или Курской время от времени проходили те, кто не принадлежал к красному интерстанционалу и, следовательно, нес в себе заразу враждебной, подрывной идеологии. И вот чтобы эти враждебные бациллы вместе с их носителями не просочились на Площадь Революции и далее на всю Красную Линию, местное партийное руководство распорядилось возвести неприступные стены еще и на самой платформе.
Опутанные колючей проволокой укрепления, слепящие прожекторы, настороженные лица вооруженных пограничников угнетающе действовали на следующих мимо станции путников. Поэтому немногочисленные челноки и прочие транзитники спешили миновать проложенные вдоль платформы отрезки железнодорожных путей и как можно скорее покинуть грозную станцию. Но появившаяся из туннельной темноты молодая босоногая женщина в нелепой одежде нарушила это правило и робко приблизилась к краю станционной платформы. Она выглядела как нищенка, напялившая на себя найденный на помойке армейский разгрузочный жилет и протертые на коленях ветхие штаны от какого-то комбинезона. Ее чумазое лицо и грязные спутанные волосы, в которые набились песок и глина, лишь подтверждали это впечатление.
На этом и строился расчет Гончей. И она не ошиблась в своих предположениях.
Пограничники, охраняющие вход на платформу со стороны восточного туннеля, брезгливо поморщились. Их было двое. Старший, мужчина лет сорока с охотничьим нарезным карабином за плечами, равнодушно спросил:
– Чего надо?
Ему было лень двигаться, он даже не сошел с места. Зато его молодой напарник, по возрасту вполне годящийся мужику в сыновья, подскочил к самому барьеру, – туда, где располагалась подъемная металлическая лестница, которую с помощью ручной лебедки при необходимости можно было опустить на пути. Но Гончая обошлась без лестницы: она слегка подпрыгнула, подтянулась на руках и проворно вскарабкалась на край платформы.
От цепи и ржавого гвоздя пришлось избавиться. Из оружия девушка оставила только нож в левом рукаве.
– Э-э! Ты че делаешь? – опешил от наглости незнакомки молодой пограничник. – Проваливай давай отсюда.
Гончая решила, что парень еще стажер или ученик, или что-то вроде этого. У него даже не было серьезного оружия, только штык-нож в ножнах на поясе да короткая резиновая палка в руках.
В ответ на его требование молодая женщина шагнула к заградительному барьеру и, обхватив руками потяжелевшую разгрузку, прошептала:
– Помогите.
– Мы всяким бродягам не подаем! – гордо заявил стажер. – Проваливай!
Но его опытный напарник уже разглядел торчащие из карманов ее жилета провода. Он ловко сдернул с плеча карабин и ткнул стволом в сторону «нищенки».
– Это что у тебя?
– Бомба, – жалобным голосом ответила Гончая. Ее испуганный взгляд метался между пограничниками. – Только не стреляйте, взорвется, – попросила она и повторила: – Помогите мне.
До салаги-стажера наконец дошло. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но, ничего не придумав, так и остался стоять с отвисшей челюстью. Воспользовавшись паузой, Гончая заговорила сама:
– Я в плену у фашистов. У них на Тверской настоящий концлагерь. Две недели мучили: били и еще по-всякому издевались. Потом сюда. Жилет этот. Взрывчаткой обмотали, говорят: иди. А я жить хочу. Помогите. Может, есть здесь кто-нибудь, кто может снять. А?
Она умоляюще уставилась на мужчину с карабином. Сейчас все зависело от него, а не от безоружного стажера, потому что вариантов было всего два: вызвать минера или пристрелить обвешанную взрывчаткой девицу на месте. Но второй вариант мог спровоцировать взрыв, о чем Гончая прямо сообщила пограничникам в надежде на то, что они не станут рисковать собственными жизнями. Однако старший пограннаряда не спешил с ответом, и чем дольше длилось его молчание, тем слабее становилась ее надежда.
«Хорошо, что от священника удалось избавиться, – подумала Гончая, следя за направленным ей в грудь стволом карабина, который в любое мгновение мог выстрелить. – Глупо было бы притащить его на верную смерть».
Сделать это оказалось непросто. Отец Ярослав, как непривязанный хвост, упрямо топал за ней по шпалам и покидать свою спутницу явно не собирался. Когда впереди в туннеле замаячили станционные огни, Гончая остановилась и, ухватив за рукав священника, спросила:
– Бывал на
