– Это у нее от взрыва? – услышала она голос.
– Трудно сказать. Шрамы на спине – точно нет, – ответил невидимому вопрошающему другой голос.
– А остальные повреждения?
– Ссадины и ожоги – скорее всего. А синяки и ушибы – вряд ли. Она вроде бы была в плену.
– Кто это может подтвердить?
Голоса затихли, она снова потеряла сознание…
* * *Гончая очнулась на застеленной зеленоватой клеенкой кушетке. Гудела голова, и еще было холодно. Открыв глаза, девушка увидела, что на ней нет никакой одежды, и вообще ничего нет: ни простыни, ни одеяла. Только верхнюю часть бедер и низ живота прикрывало не то затертое до дыр серое полотенце, не то половая тряпка. «Интересно, кто тут такой стеснительный? Ладно, это потом».
Стараясь не шевелиться, она бегло осмотрела себя. Грудную клетку стягивала бинтовая повязка, еще какие-то марлевые нашлепки хаотично располагались по всему телу. Слева доносился негромкий металлический стук. Гончая скосила глаза. Там, спиной к ней, стояла женщина в потемневшем от многочисленных стирок белом халате и, склонившись над установленным на табурете железным оцинкованным корытом, перебирала инструменты.
Девушке стало не по себе от этого звука. Сразу вспомнилась камера для допросов в подвале на Лубянке, только там пленница не лежала на кушетке, а висела на дыбе, а все инструменты, которые имелись в арсенале Палача, использовались в качестве орудий пыток.
Женщина в застиранном халате достала из корыта ножницы – обычные металлические ножницы с закругленными и слегка загнутыми концами. У Гончей отлегло от сердца. Прихватив кроме ножниц еще и моток бинтов, врач, а может, медсестра, скрылась за расправленной занавеской. Когда женщина проходила мимо, Гончая снова прикрыла глаза, но та даже не взглянула в ее сторону. Через некоторое время из-за занавески донеслись невнятные голоса: мужской и женский, причем мужской показался девушке смутно знакомым.
– …на Дзержинскую сообщили, раз такое дело. Обещали следователя оттуда прислать. – Иногда мужчина негромко стонал и, видимо, стискивал зубы от боли, поэтому разобрать удавалось не все из того, что он говорил. – …вдруг еще диверсии. Фашисты все-таки, от них всего можно ожидать.
Гончая решила, что речь идет о недавнем взрыве на Площади Революции, которому она была свидетельницей. Оставалось понять, какую роль отводили ей в этом происшествии жители станции – выжившей жертвы или организатора взрыва?
Девушка осторожно спустила ноги с кушетки и встала. Провела рукой по голове – нащупала голую кожу с царапинами от тупой бритвы: местные лепилы сбрили у пациентки грязные, завшивевшие волосы. Вряд ли это прибавило Гончей очарования, но ей было все равно. Бесшумно ступая по холодному кафельному полу, она прошла мимо застекленного шкафа, набитого какими-то узлами, и заглянула в корыто. Чего там только не было: иглы разной длины и толщины, какие-то лопаточки непонятного назначения, даже короткая пила с широким блестящим лезвием и крепкой железной ручкой – Палачу бы такой набор инструментов точно понравился. И среди всего этого изобилия – два хирургических скальпеля: большой и малый. Гончая выбрала малый – он без труда помещался в раскрытой ладони – и спрятала у себя под мышкой, под слоем бинтов.
Голоса за занавеской стали громче. Послышались звуки приближающихся шагов. Только Гончая успела улечься на кушетку и вернуть свалившееся полотенце на место, как в процедурную вошла все та же женщина с ножницами в руках. За ее спиной промелькнул знакомый стажер-пограничник с забинтованной головой, но он лишь мазнул по раненой любопытным взглядом и скрылся из поля зрения. Через секунду в той стороне, куда он ушел, хлопнула входная дверь.
Вернувшаяся женщина была уже не молода, лет сорока или даже больше. Ее усталое лицо обрамляли короткие седые волосы. Она сочувствующе взглянула на проснувшуюся пациентку, потом достала из нижнего ящика шкафа растянутую мужскую кофту-толстовку и протянула ей.
– Надень, здесь холодно.
Девушка не заставила себя уговаривать. Забрав предложенную толстовку, она тут же натянула ее. Чужая одежда мешком висела на плечах, но выбирать не приходилось.
– Спасибо, – поблагодарила Гончая женщину за проявленную заботу.
– Помнишь что-нибудь? – спросила врач.
Раненая отрицательно помотала головой. Это, конечно, не избавляло ее от предстоящего допроса, но все же уменьшало шанс оказаться после него, например, опять на дыбе. А судя по тому, что прямо из перевязочной ее забрали два плечистых молодца и отвели под конвоем в какую-то пустующую каморку за прочной железной дверью – ждать допроса оставалось недолго.
* * *Прежде чем конвоиры заперли за ней дверь и арестантское помещение погрузилось в темноту, Гончая успела осмотреться вокруг. Осматривать, в общем-то, было нечего. Шершавые бетонные стены, такие же пол и потолок, голая скамья у противоположной от двери стены да разбитый стеклянный плафон на потолке – вот и вся обстановка.
Пленница вернулась к двери, прижалась ухом к холодному металлу. В коридоре пробу́хали удаляющиеся шаги конвоиров, и все смолкло. Ни звука. Других камер девушка по пути не видела, да и не похоже было это помещение на настоящую камеру – скорее, на пустой чулан. Это означало, что она не арестована, а задержана «до выяснения».
Для нее самой многое осталось неясным. Она даже толком не поняла, что произошло на платформе. Единственное, что не вызывало сомнения, – это прогремевший взрыв! И устроил его, судя по всему, сам одноглазый подрывник, потому что комья глины, даже утыканные проводами, взрываться не могут.
На этом логика заканчивалась, и начинались догадки. Если взрыв – дело рук подрывника, то зачем он это сделал? Что он там кричал? Живым не дамся! А перед этим? Лезет и Приманила. Кого приманила? У нее был только один ответ на этот вопрос. Подземного монстра, чудовище из адской бездны! «А ведь одноглазый и все, кто находился с ним на дрезине (если они выжили!), считают, что я погибла вместе с Майкой, как я считала погибшими их самих. Тогда неудивительно, что подрывник принял меня за посланца с того света. Или после первой встречи с чудовищем одноглазый повредился рассудком и решил, что оно сейчас вылезет из-под земли? Приманила. Да, скорее всего, он просто спятил от страха, вот и таскал с собой взведенную мину, а когда решил, что вот-вот станет добычей монстра, привел ее в действие».
За дверью снова послышались шаги, только сейчас они приближались. «Двое», – на слух определила Гончая. Первый ступал твердо и уверенно, за ним семенил другой, шагающий робко и осторожно. При этом он беспрерывно что-то говорил. Пленница бесшумно соскользнула на пол и снова прижалась ухом к двери.
– …правда, не видел. Я за ним стоял, когда
