Девушка положила фонарь на пол, направив луч в сторону поверженного противника, потом ухватила мужчину сзади за шиворот и приставила лезвие скальпеля к коже под его подбородком.
– Узнал меня?
Палач что-то неразборчиво промычал.
– Вижу, что узнал. Помнишь, как пытал меня, как вонзал раскаленное шило под ногти, как собирался содрать с меня кожу? Серп свой поганый помнишь?!
Тот снова замычал. На этот раз она отчетливо разобрала: «сука».
– А дочь мою помнишь?! Девочку, которую вы погубили!
На кулак, в котором Гончая сжимала скальпель, закапала кровь. Видимо, девушка слишком сильно вдавила лезвие убийце в горло, или тот неудачно дернул головой. Она ослабила нажим, и Палач, словно только этого и ждал, сразу заговорил:
– Я помню, как она подыхала. Девчонка валялась возле провала, прямо на рельсах. Видела бы ты, как она выглядела, когда мы ее подобрали.
Сам убийца выглядел жутко. Со лба у него свисал лоскут кожи, закрывая глаз и половину щеки. Кровь, сочащаяся из раны на голове, заливала ему лицо. Палачу приходилось отплевываться, чтобы говорить. Но он и не думал замолкать.
– Куртка твоей девчонки превратилась в изжеванную тряпку и к тому же жутко воняла. На башке сгорели все волосы вместе с кожей. Не голова, а черная растрескавшаяся головешка, а на ней – два сморщенных белых шарика – вытаращенные глаза. Ручонки вообще обгорели до костей, даже пальцы спеклись от жара. Уже и не разобрать было, то ли это человечьи руки, то ли клешни какого-нибудь рака или скорпиона.
От этих слов у Гончей остановилось дыхание, а Палач продолжал добивать ее.
– Думали – все, окочурилась. А на дрезину подняли – дышит! Ну, как дышит, ротик свой безгубый раскрывает, а оттуда пузыри розовые лезут. Надуется такой пузырь и лопнет, а твоя головешка обгорелая уже новый выдувает. Стратег все пытался понять, то ли она так дышит, то ли пытается что-то сказать, то ли просто стонет от боли. А ей сильно больно было. Ох, сильно! Она прямо дергалась вся. Да еще клешнями своими шевелила. Так всю дорогу до Москвы и дергалась, пузыри пускала. А перед самым Казанским вокзалом затряслась вся, дугой выгнулась, ручонки-клешни по сторонам разбросала, ну и все – околела. Сдохла и сдохла, забот меньше. А Стратег расстроился, прямо из себя вышел. Набросился на нее, схватил, стал колотить головой об пол, а башка ее возьми да и обломись. Я потом ее отвалившуюся черепушку сам из дрезины вышвырнул. И трупак обгорелый тоже. Сходи, глянь. Под насыпью твоя головешка валяется, если, конечно, какие-нибудь твари ее кости по всей округе не растащили.
У Гончей внутри образовались холод и пустота, словно из груди вырвали сердце и вставили вместо него кусок льда. Забытый фонарь светил на Палача, поэтому этот изверг не мог видеть ее лица, но почувствовал произошедшую в ней перемену и довольно оскалился.
– Не успел я твою девчонку попробовать, признаю. Зато во всех подробностях рассмотрел, как она подыхала.
Что бы ты ни делала, все равно умрешь. Так же, как и она.
– Плохо ты за нею следила, мамаша, – хохотнул Палач. – А вот я проследил. Каждую мелочь запомнил, чтобы тебе рассказать. Я когда ее с дрезины сбрасывал, она не мягкая была и не твердая, а такая… разваливающаяся. И хрустела, как веник. Нет! Как крыса запеченная.
Ты уже умираешь. Смирись, и твоя смерть будет легкой.
«Но сначала умрут те, кто погубил Майку, – возразила Гончая вещающему у нее в голове неведомому голосу. – И Палач будет первым. Нет, первым был одноглазый. А этот станет вторым».
Она наклонилась к своему заклятому врагу и зашептала ему прямо в ухо:
– Нравится смотреть, как умирают другие? Ну так посмотри на себя! Только смотри внимательнее, чтобы запомнить каждую мелочь, – добавила Гончая и вонзила скальпель Палачу под подбородок.
Не голова, а черная растрескавшаяся головешка, а на ней два сморщенных белых шарика.
«Срезать ему кожу с лица, чтобы ощутил это на себе?»
Но претворить свою мысль в действие она не успела. Входная дверь с лязгом распахнулась, и в камеру из коридора ввалились несколько человек. Первым влетел растрепанный… отец Ярослав, про которого девушка уже успела забыть. Его подталкивал в спину плотный коренастый тип с автоматом и в матерчатой кепке с красной звездой на голове – один из тех кабанов, что забрали ее из станционного госпиталя. А из-за спины конвоира выглядывал старый знакомый – стажер-пограничник.
Они явно не таились, когда шли по коридору. Гончей оставалось только удивляться, как она не услышала их приближения.
– Вот, подозрительного типа без документов в туннеле задержали… – проговорил конвоир, уставившись на невозможную в его понимании картину.
Вид валяющегося на полу, залитого кровью Палача и арестантки, кромсающей скальпелем лицо следователя с Дзержинской, не укладывался в его голове. Однако громкий и энергичный голос краснозвездного вертухая постепенно слабел и к концу фразы превратился в шепот. Значит, кое-что до него все-таки дошло. Следом за осознанием ситуации он должен был сорвать с плеча автомат, но Гончая не позволила ему этого сделать.
Распластавшись на полу, она схватила выроненный Палачом пистолет. За это время конвоир лишь успел взяться за ремень своего автомата. Это было его последнее движение. В темном пространстве чулана «макаров» громыхнул, словно выпалившая пушка. У Гончей сразу заложило уши, а у уставившегося на нее борова не стало головы. Та просто лопнула и разлетелась на куски, забрызгав кровью паренька-стажера и стоящего перед ним священника. Девушка тут же перевела взгляд на молодого пограничника, но опасность неожиданно появилась с другой стороны.
Из тени внезапно вынырнула массивная широкоплечая фигура. Она пересекла световой луч, отбрасываемый откатившимся в сторону фонарем, и Гончая узнала в надвигающейся громаде поднявшегося с пола Палача. Маньяк буквально истекал кровью. Она лилась у него из раны на лбу, из пронзенного горла, из изрезанных ладоней и рассеченного запястья. Несмотря на это, монстру как-то удалось подняться на ноги и даже выдернуть из горла скальпель, который он теперь сжимал в выставленной перед собой левой руке.
На мгновение Гончей представилось, что и пули не причинят убийце вреда. От волнения у нее задрожали руки, и одна из двух выпущенных практически в упор пуль пролетела мимо. Но другая ударила маньяка в грудь. Палач остановился, словно налетел на невидимую стену, и на несколько мгновений застыл в таком положении. А потом повалился на пол лицом вниз. Занесенную для удара руку изувер так и не опустил.
В звенящей тишине послышался негромкий стук и какой-то шорох. Окинув взглядом
