Телефонный звонок от станционного начальника лишь на немного опередил появление запыхавшегося курьера, доложившего о прибытии поездом столичного ревизора.
Приняв доклад, Бюнтинг остался сидеть за столом, перекладывая бумаги, планируя свои дальнейшие действия. Ехать на вокзал, встречать уже было поздно. Станционный начальник наверняка уже подсуетился и направил прибывших сюда – в губернаторскую резиденцию.
Николай Георгиевич поднялся с кресла, немного прошелся, размявшись, остановился у большого зеркала, окинув взглядом свою высокую, плотную фигуру. Отметил увеличившуюся проседь в волосах и небольшой бородке, поправил, разгладив кончики усов.
«Признаться, ожидал чего-то большего. Хм… вице-адмирал Дубасов. Невелика шишка – в табели о рангах почти равный, как гражданскому, так и придворному чину[42]. Но мужчина суровый и серьёзный. Тем более зная и понимая, по какому делу он прибыл».
Это знание невольно заставляло Николая Георгиевича подтянуться – внешне и мысленно, настраиваясь встречать гостей.
* * *Вице-адмирал Фёдор Васильевич Дубасов степенно, но быстро поднялся по ступеням к распахнутым дверям, где его встречал губернатор. Несмотря на шестидесятилетний возраст, адмирал выглядел бодро – высокий, сухощавый, вытянутое породистое лицо, чистый лоб, светлые, чуть рыжеватые волосы, по старой моде зачёсанные вперёд на висках.
Представились. Проследовали в кабинет.
Один из прибывших с Дубасовым оказался морским офицером в чине лейтенанта. Коломейцев – его фамилию Бюнтинг уже слышал (довольно известная среди исследователей Арктики), но воочию видел впервые.
«Пусть и запоздало, но взялись с толком, – тут же признал Николай Георгиевич, – по-моему, он служил на ледоколе “Ермак”. Нужный человек для оценки возможностей ледоходного судна потомков. Разумно и вполне последовательно».
Второй сопровождавший был в партикулярном платье, но по неуловимым повадкам, а главное, своим взглядом, который бывает только у пристрастных городовых и цепких дознавателей, выдавал свою принадлежность к жандармскому управлению. Кем и отрекомендовался.
«Прибыли-то вместе, но морячки слегка сторонятся – “белая кость”, жандармов не очень жалуют».
Представителя политической полиции империи это, видимо, совсем не волновало – привык. Первым делом он доложил, что вместе с ними в одном поезде приехала пара подозрительных господ, по виду иностранцев. И попросил пригласить местного начальника полиции, дабы установить догляд за сомнительными личностями.
Дубасов на это лишь морщился, но не замедлил предоставить бумагу за подписью самого императора об оказании полного содействия.
И тут же об этом содействии уважительно потребовал, намереваясь, не откладывая, следовать пароходом в Александровск. Затем пересесть на «Лейтенанта Скуратова» и отправиться с инспекцией…
Далее адмирал не стал распространяться, сделав многозначительную паузу, предоставив ещё один сопроводительный документ. В нём отдельным пунктом оговаривалась конфиденциальность и ограниченность круга посвященных, что не замедлило порадовать губернатора, который уже предугадывал некоторые сложности с «городским головой».
Что до такой поспешности Дубасова, то Николай Георгиевич немного растерялся, честно говоря, не готовый к столь скорому повороту.
После обстоятельного и душевного разговора с Престиным, заразившего его глубоким любопытством, лелеял надежду сам взглянуть на необыкновенный ледокол, поближе познакомиться с потомками, с чудесам их техники. Хоть и понимал, что не совсем это его, как губернатора, дело.
И, несмотря на то что гостям ничего не мешало сразу следовать далее, поскольку были, так сказать, «на чемоданах», губернатор надеялся, что они всё же отдохнут с дороги, приведут в порядок одежду, отобедают…
«А то от них, скажу прямо, несмотря на “первый класс”, немного попахивает паровозом. После стольких-то дней пути. Как минимум угольком-с, которым топили вагон».
А сам за это время надеялся подготовиться – взять некоторые необходимые в быту вещи, понимая, что путешествие в море займёт немало времени.
Всё это обходительно, а некоторые нюансы как можно обтекаемо губернатор донёс до прибывших, отметив, что в городских гостиницах есть приличные номера, если гости «побрезгуют» гостеприимством губернаторского дома.
Чуть поколебавшись, Дубасов согласился, решив сделать небольшую паузу. Однако едва услышал о намерении губернатора отправиться в составе делегации, попросил того отойти чуть в сторонку.
– Хочу сразу сказать, – в полтона, более того, неожиданно шёпотом начал вице-адмирал, – для прибывших со мной господ истинное происхождение пришельцев неведомо. Для остальных они американцы. А судно их секретное, как и всё это дело. Я и Коломейцева с собой бы не брал, дабы случайно не увеличивать число посвящённых. Кстати, Николай Николаевич Коломейцев бывший командир ледокола «Ермак», и его роль в какой-то степени имеет отвлекающий манёвр. Но об этом позже… Однако речь не о том и беда не в этом. Сдаётся мне, весь Санкт-Петербург, и царский двор в частности, это какой-то курятник, где каждая курица и петушок спешит прокукарекать любую услышанную сплетню. Налицо – сразу обострившаяся заинтересованность к русскому Северу всяких иностранных атташе и прочих прихлебателей при дворе, имеющих контакты и определённую пользу от иноземных дипломатов. Эти два подозрительных типа, что увязались вслед за нами, по словам жандармского ротмистра – они неспроста.
Что касается вашего отбытия из вверенного вам губернаторства… настоятельно попросил бы воздержаться. Есть основания считать, что в Архангельск нагрянет высокий гость… поговаривают, кто-то из великих князей. И кому как не губернатору встречать… сами понимаете кого. Так же предстоит и, более того, следует принять все меры по безопасности лица императорской фамилии. На что в городе остаётся новоприбывший жандармский чин-распорядитель с широкими полномочиями.
Закончив свой монолог-полушёпот, адмирал словно избавился от груза, выдохнув.
Ну, а далее всё пошло по накатанной обычных распоряжений, исполнений, суете временного обустройства и последующих мероприятий.
Тем не менее старый служака Дубасов слово своё держал, говоря, что задерживаться не намерен – как только известили, что губернаторский пароход «Муром» готов выйти, отбыл.
* * *«Губернские новости» о приезде-отъезде вице-адмирала почти не отметились (настолько тот скоро появился и исчез), выдав несколько строчек, будто в скупом некрологе.
«Скорей, – как догадался Бюнтинг, – вследствие прямого нажима жандармского чиновника на правление издательства».
Однако усилия ротмистра были нивелированы, когда в Архангельск дошла почта со столичной периодической печатью, где в одной из газет была статья об отъезде вице-адмирала на Север, с вопросом: «Что же там понадобилось адмиралтейству?»
И без того вокруг этой темы происходила нездоровая суета, теперь же губернатору, уже не стесняясь, стали задавать вопросы.
В портовом городе иноземцы не редкость. Сложно сказать, больше ли их стало, с какими целями приехали те или иные личности. Представлялись журналистами, деловыми торговыми людьми. Некоторые – полярными исследователями, лопоча со смешным акцентом, напоминая один забавный персонаж из ещё не снятого фильма: «Я – американский учёный-энтомолог, следую на Суматру в поисках бабочек!»[43]
И может быть, в отдельности каждый «длинноносый» господин ничем особо примечателен не был (по крайней мере, таковым старался казаться), но в совокупности…
Полковник Бруннеман, находящийся в Александровске, телеграфировал, что в Екатерининскую гавань заходил норвежский пароход «Фритьоф», якобы на поиск экспедиции Цинглера. Едва «Фритьоф» ушёл, предварительно пополнив запасы, прибыл другой «норвежец» – барк «Харальд». С той же целью – спасение пропавшей экспедиции. А также полярные исследования.
