Тут я не выдержал и поинтересовался – неужели не жаль сына? На что «папаша» сообщил, что этот… вообще-то, ему не сын, а пасынок ныне покойной супруги, помершей год назад – отравилась продуктами. И что он не чает избавиться от этого подлеца.
Запах «продуктов», которыми, скорее всего, и отравилась покойная супруга хозяина квартиры, витал в помещении и был таким насыщенным, что впору было закусить салом и луком, кои лучше всего подходят для закусывания самогона. И нажрался парень не каким-то там вином, а первоклассной брагой, бутыль с которой мой зоркий глаз заметил в соседней комнате. Трудно не заметить резиновую перчатку, «голосующую» на горле ведерной стеклянной бутыли.
Вообще-то, это административная статья – самогоноварение. И можно даже привлечь самогонщика к ответственности. Я вдруг невольно, как старый охотничий пес, сделал стойку – дичь! Самогон! Но это во мне говорил участковый, для которого самогонщик – одна из главных статей его работы. Для опера, который в основном работает по тяжким, самогонщики совершенно не интересны. Если только они не соглашаются стучать на клиентов и соседей.
Мыча и матерясь, слегка помятый негодяй оделся – не без помощи радостного отчима, и я потащил его вниз по лестнице, следя за тем, чтобы он раньше времени не разбил башку об угол или о каменную ступеньку.
Потом я уберегал пленного от гибели в открытом канализационном люке, крышку с которого благополучно уперли добрые, но страдающие с похмелья люди, а когда подошел к машине, обнаружил возле нее три бездыханных тела. И Янека – свежего, довольного, как после пары часов в сауне с любвеобильными девушками. На мой недоуменный вопрос он пояснил, что граждане появились откуда-то из темноты и пожелали, чтобы их друзья, кои попросили у них помощи, были бы тут же отпущены на вольные хлеба. Во избежание изнасилования мусоров позорных в извращенной и неизвращенной форме и нанесения им тяжких телесных повреждений.
Закончилось это все плохо – для группы поддержки, конечно. Но не так плохо, как можно было бы ожидать. Все трое были живы, хотя и слегка покалечены: у одного явно сломана челюсть, и придется пару месяцев пить через трубочку; у второго сломана рука и свернут нос; у третьего – нос и похоже, что пара-тройка ребер. Ничего страшного, жить будут. А привел их, скорее всего, наш проводник, которого мы выгнали, когда подъехали к нужному адресу. Где он добыл отморозков посреди ночи – для меня загадка. Какая-нибудь хавира рядом, не иначе. Впрочем, глубоко наплевать, откуда эти твари появились.
Одно только меня озадачило – все трое были мокрыми, как после дождя. И воняли. Я тут же заподозрил неладное – и не ошибся.
– А чо? Они обещали разбить мне башку и нассать в глотку! Я посчитал, что будет правильно сделать так, как они хотели. Нассать в глотки. Ничего страшного! Я вот слышал по ящику, что есть такие чудаки – они мочу пьют, все болезни ей лечат. Кстати, эй, придурок, хочешь свою руку полечить? А то я щас! Ради хорошего дела выдавлю из себя пару капель! Хе-хе-хе…
Пленные в машине завозились, забормотали что-то угрюмо-угрожающее, но невнятное – не дай бог услышат!
Минут двадцать ушло на погрузку. Пришлось вязать всех – вдруг на ходу попробуют выскочить? Хорошо, что я запас веревок с собой вожу – специально положил в багажнике, как знал, что понадобятся!
Впрочем, знал. Не для этих злодеев взял, вернее, не обязательно только для этих. Вообще – для злодеев, которых когда-нибудь буду загружать в машину.
Вообще-то я теперь задумался, а не мала ли машинка? Вот был бы у меня микроавтобус – загрузил бы злодеев, да не трех, а целую толпу! Замечательно бы получилось! Или не микроавтобус, а что-то вроде «крузака». Или «сабурбана». Вот сарай, так сарай этот «сабурбан»! И такой же заметный, как сарай. М-да-а… Нет, «девятка»-«мокрый асфальт» для моих целей все-таки поинтереснее будет. Незаметна, а это главное.
Двери заблокировали, Янек уселся впереди, и мы поехали в ГОВД. Провозились со злодеями почти до утра, так что, когда подъезжали к отделу, город начал просыпаться – на улицах появились машины, первые, ранние прохожие спешили по своим делам. Куда можно так спешить в предрассветное время – не знаю. Даже мысли нет никакой, что могут делать люди, бегущие по делам в такое время! На рынок? Занимать места? Может, и на рынок.
Дежурный, лишь только завидев распухшую руку злодея, которая так и торчала едва ли не под девяносто градусов, поднял хай, заявив, что не примет негодяя, пока ему не окажут медицинскую помощь. Что до пенсии ему осталось всего пять лет, и он намерен отработать их полностью, не рискуя выслугой лет и полагающимися ему льготами. А посему – рапорты на всех злодеев, протоколы задержания, досмотра и самое главное – не забыть указать, что злодей прибыл в отдел с уже поломанными конечностями, а другой – с выбитыми зубами и следами побоев на теле – если таковые имеются.
Злодеи, само собой, видя такое дело, тут же воспряли духом и начали качать права, обещая мне и всем, кто мне помогает, неминучую кару вплоть до отсидки на мусорской зоне. Однако тут же поняли свою ошибку после незаметных, но очень болезненных ударов в подреберье, вызвавших у них удивленные и жалобные стоны. Дежурный и его помощник, само собой, ничего такого не видели, о чем тут же сообщили злодеям, отправляя их в разные камеры (как я и попросил).
Затем вызвали «Скорую», а пока она ехала, я допрашивал раненого злодея, выясняя и занося на бумагу все подробности совершенного ими преступления. Того преступления, которое интересовало меня в первую очередь. Преступник каялся легко, взахлеб (стоило только потрогать его сломанную руку), рассказывая, что «тот лох» сам виноват, что не надо было ему так грубо отвечать, когда козырные пацаны попросили, в натуре, позвонить. Что его не хотели убивать, просто так вышло – темно же! А потом били еще несколько раз – чтобы не мучился. Ну зачем ему жить уродом? С проломленным черепом все равно останется полудурком! Вот ты бы хотел жить полудурком? Ну вот!
Деньги? А зачем деньгам пропадать? И кроссовки у него были козырные.
И вообще, виноват старший. Он и предложил заглушить лоха! И вообще, он страшный человек! Запугал! Про него еще много можно побазарить – чего он творит!
Побаразить подольше нам не дали. Прервала «Скорая», которая ехала до нас час с лишним, наконец-то добралась, и женщина-фельдшер с усталым, помятым лицом (спала,